Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - [122]
Необходимость усвоить, что многие из ее увлечений приводят лишь к разочарованию, очень давила на нее психологически, и дома она снимала это напряжение в шумных детских играх со своими младшими сестрами, гоняясь за ними по всему дому на велосипеде, в то время как ее более сдержанная сестра сидела тихо в уголке и читала книгу.
Приближался Ольгин день рождения, ей исполнялся двадцать один год, а жизнь и любовь, казалось, проходили мимо. Это был уже «довольно зрелый возраст!» — отметила Александра в письме к Николаю. Если бы только и их девочки нашли когда‑нибудь «сильную любовь и счастье, что ты, мой ангел, дал мне за эти 22 года. Это такая редкость теперь, увы!»[1052]
Возможно, некоторым утешением для Ольги стал подарок от Алексея из Ставки — кошка, которую он приютил. Он часто подбирал там бездомных кошек и собак[1053]. Похоже, дела у него там, в Могилеве, с Николаем, складывались отлично, он с гордостью сообщал матери, что недавно получил награду от сербов — «золотую медаль с надписью «За храбрость». «Я заслужил ее в своих сражениях с наставниками», — сообщил он ей[1054]. В ноябре он был вынужден написать Александре письмо с напоминанием про его карманные деньги, которые она забыла прислать:
«Моя самая дорогая, милая любимая мамочка. Тепло. Завтра я буду на ногах. Жалованье! Я прошу Вас!!!!! Нечего в рот положить!!! В „Nain Jaune“[1055]также не везет! И пускай! Скоро начну продавать свою одежду, книги и, в конце концов, умру от голода»[1056].
В конце письма Алексей пририсовал гробик. Его крик о помощи, должно быть, был отправлен почти одновременно с письмом его матери, в которое она вложила десять рублей и написала, признавая свою вину: «Моему дорогому Алексею. Моему дорогому капралу. Высылаю тебе твое жалованье. Прости меня, я забыла вложить его… Целую тебя нежно, твоя мама». Алексей был в восторге: «Богат!! Пью ячменный кофе»[1057].
За эти прошедшие два года войны и частых отъездов мужа в Ставку Александра наблюдала, как сильно взрослели ее дочери. Ей было приятно сообщить Николаю, что Григорий подтверждал это:
«Наш Друг так доволен нашими девочками, говорит, что они прошли через тяжелые «уроки» для своего возраста и их души стали совершеннее — они действительно такие умницы… Они делили с нами все наши чувства, и это научило их видеть людей такими, какие они есть. Это очень поможет им дальше в жизни»[1058].
Опыт войны, по мнению Александры, помог девочкам «созреть». Хотя «они порой и бывают как большие дети, но понимают и чувствуют, словно гораздо более мудрые создания»[1059]. Понимая это, она решила съездить со всеми четырьмя в древний русский город Новгород, который на протяжении столетий считался центром православия и русской духовности. И вот 11 декабря 1916 года императорский поезд повез их туда, на юг от Петрограда. По прибытии в Новгород они отстояли двухчасовую службу в соборе Святой Софии, а затем посетили расположенную поблизости больницу, музей церковных реликвий, а во второй половине дня побывали в губернской больнице и приюте для детей‑беженцев. Конечной остановкой во время их краткой поездки был Десятинный монастырь, где Александре особенно хотелось встретиться с известной и очень почитаемой провидицей, старицей Марией Михайловной. Ольга позже описала Николаю, как они вошли в келью старой монахини:
«Она была очень узкой и темной, горела одна только маленькая свечка, которая тут же погасла, поэтому они зажгли что‑то вроде керосиновой лампы без абажура, и монахиня со слезящимися глазами держала ее. Старуха лежала на деревянной кровати за пологом из какого‑то драного лоскутного покрывала. На ней были огромные железные вериги, а ее руки были иссохшими и темными, как мощи. Кажется, ей было 107 лет. Волосы очень тонкие, растрепанные, а лицо покрыто морщинами. Глаза светлые и ясные. Она дала каждой из нас маленькую иконку и несколько просфор и благословила нас. Она что‑то сказала маме, что скоро все закончится и все будет в порядке»[1060].
Александру также очень тронула кротость старухи: «Постоянно в работе, ходит по округе, шьет для осужденных и солдат без очков, никогда не моется… И, конечно, никакого запаха или ощущения грязи». Но что еще важнее, старица обратилась к ней лично, сказав ей — именно так, как и запомнила Ольга, — что война скоро закончится. «А ты, красавица, — сказала она несколько раз, — не бойся тяжелого креста». Как будто предрекла ей личное испытание веры в будущем[1061]. Другие позже рассказывали несколько другое. Анна Вырубова была уверена, что, когда царица подошла, старуха закричала: «Се страстотерпица императрица Александра Федоровна!» Иза Буксгевден вспоминала что‑то подобное, добавив, что «Ее Величество, казалось, не слышала»[1062]
