Дневники и записные книжки (1909) - [36]

Что же такое жизнь? Раскрытие, освобождение от затемнения, застилания это[го] неподвижного я, от призрачности движения, пространства и времени.

Жизнь, как каждого отдельного существа, так и всего мира есть это освобождение, благо все увеличивающееся и увеличивающееся этого освобождения. Зачем? Для чего это так? Для чего нужен этот процесс освобождения, т. е. жизнь? Это не дано знать человеку. Одно, ч[то] дано знать ему, это то, что в этом благо, великое благо жизни. И знание этого, подчинение этому закону увеличивает это благо. (Устал и не дописал всего, что думал.)

25 Июля.

Сейчас проводил Денисенок. Дал молитвы и плакал, отдавая. Потом ходил навстречу лошадям. Сейчас, 9 ч[асов], вернулся и умиляюсь. Молюсь и радуюсь, радуюсь сознанием Бога-любви в своей душе. Полон ею. Благодарю всё, люблю всё.

Почитал «Круги». Потом начал писать для конгр[есса] мира. Лучше, но слабо. Попался томик франц[узских] моих писем. Оч[ень] хорошо переведено и хорошо по содержанию. Я, очевидно, стал умственно слабее. Надо не писать глупостей.

26 Июл.

Вчера приехал шурин Ал. Берс с семьей. Никак не мог удержать не выражения, но в себе отвращения. Дурно. Стал слаб в общении с людьми. Ездил немного верхом. Написал несколько ничтожных писем. Нынче спал хорошо, встал рано, записал кое-что не пустяшное, хотя и старое, но с новой стороны. Гулял, и все бы хорошо, да разболелся живот и болит и сейчас — два часа дня. — Ничего не ел и не пил кофе. Всё хуже и хуже. На душе хорошо. С[офья] А[ндреевиа] уж говорила, ч[то] я ей обещал не ехать в Швецию. Здоровье ее лучше. Немного писал о войне и письмо франц[узское] Стыку. Мешает боль живота. Записать:

Когда я не сознаю себя, я живу животной жизнью; когда сознаю себя и делаю то, что решил в душе — живу человеческой жизнью; когда же сознаю жизнь других существ, любя их, живу божеской жизнью.

Да, это хорошее определение любви: Etre un home n'est rien; etre home est quelque chose; etre l'homme voila ce que m'attre. — Amiel. [Выть одним ну людей, это— ничто; быть человеком, это— нечто; быть вполне человеком вот то, что меня привлекает. — Амиэль.]

Приехали к обеду сын Сергей и Бутурлин, и утром еще Маклакова. После обеда заговорил о поездке в Швецию, поднялась страшная истерическая раздраженность. Хотела отравиться морфином, я вырвал из рук и бросил под лестницу. Я боролся. Но когда лег в постель, спокойно обдумал, решил отказаться от поездки. Пошел и сказал ей. Она жалка, истинно жалею ее. Но как поучительно. Ничего не предпринимал, кроме внутренней работы над собой. И как только взялся за себя, всё разрешилось. Целый день болел живот. Письма ничтожные. Интересный разговор с Бутурлиным. Ив[ан] Ив[анович] всё растет и всё ближе и ближе мне.

27 Июля.

Спал мало, но встал без боли. Ходил гулять, молился и умилялся до слез от внутренней радости и благодарности. И теперь есть отзвуки этого чудно[го] чувства. Вернулся. Написал письмо Мечникову и французскоеСтыку. Немного поправил шведское. Записать:

1) Кроме других хороших последствий от осуждения людей, клеветы, ругательств, самое благодетельное последствие то, что всякие осуждения, ругательства, особенно клеветы отдаляют от заботы о суждении людском и невольно приближают к заботе о суждении своей совести, о суде Бога.

28 Июля.

Записано ночью под 29-е. (Запись от 28 июля 1909 г. была сделана Толстым в Записной книжке. В Дневник вложена машинописная копия с этой записи (4 лл.)).

Есть на свете такие существа, которые живут все от произведений земли, но для того, чтобы им было как можно труднее кормиться, они землю свою разделили так, что пользоваться ею могут только те, кто не работает на ней, те же, кто работают, не могут пользоваться ею и страдают и мрут поколения за поколениями от невозможности кормиться с земли. Кроме того, существа эти избирают по одному семейству или по нескольким из многих и отказываются от своей воли и разума ради рабского повиновения всему тому, что захотят делать над ними эти избранные. Избранные же бывают самые злые и глупые из всех. Но существа, избравшие и покоряющиеся, всячески восхваляют их. Существа эти говорят на разных языках, непонятных друг другу. Но вместо того, чтобы стараться уничтожить эту причину недоразумении и раздоров, они еще разделяют сами себя, независимо от различия языка, еще на разные соединения, называемые государствами, и из-за этих соединений убивают тысячи и тысячи себе подобных и разоряют друг друга. Для того, чтобы они могли удобнее разорять и убивать друг друга, существа эти надевают особенные, одинаковые, большей частью пестрые одежды, придумывают средства убивания друг друга и обучают повинующихся многих одному наилучшим способам убийства.

При этом существа эти для объяснения своей жизни, смысла и назначения ее, уверяют себя и друг друга, что есть такое же, как они, существо, но только одаренное теми свойствами, которые они желали бы иметь, могущее поэтому делать всякого рода глупости и гадости, и придумывают разные, самые ненужные никому средства, как угождать этому воображаемому существу, и тратят на это угождение огромные доли своих трудов, хотя трудов этих не достает большей частью для прокормления самих себя. Для того, чтобы эта выдумка не перестала обманывать детей, родители старательно обучают своих детей всем выдумкам об этом существе, называемом Богом, о том, как он сотворил мир, как он сделался человеком, как потом дал есть людям свое тело и потом улетел па небо, которого они знают, что нет никакого, и тому подобное. И не только от своих детей требуют, чтобы они повторяли всё это, но требуют того же от других людей и убивали и убивают за несогласие с этим сотни тысяч себе подобных.