Дневники голодной акулы - [5]

— И эти провалы продолжали увеличиваться?

— Боюсь, что так. После каждого рецидива вы помнили меньше и меньше.

Я ощутил пустоту внутри себя.

— И теперь я явился сюда ни с чем.

— Я знаю, как вы себя сейчас чувствуете, Эрик, но вам необходимо сосредоточиться на том факте, что ничего из ваших воспоминаний на самом деле не пропало. То, что вы испытываете — какими бы ни были особенности вашего случая, — является чисто психологическим состоянием. Это своего рода подавление памяти, а не реальное ее повреждение. Все по-прежнему хранится где-то в вашей голове и, тем или иным образом, начнет возвращаться, где бы вы это ни прятали. Вся штука в том, чтобы выявить спусковой механизм для ваших рецидивов и найти способ его обойти.

Я кивнул, ничего не соображая.

— Полагаю, на сегодня достаточно, — сказала Рэндл. — Слишком много всего у нас тут произошло, чтобы вы могли воспринять это сразу, не так ли? Возможно, вам стоит поехать домой и постараться немного отдохнуть. Увидимся снова завтра вечером?

— Да. Конечно.

Глаза мои болели. Вцепившись в плетеные подлокотники, я начал выбираться из кресла.

— Да, пока вы не ушли, — еще одна вещь.

Я остановился.

— Да, — сказал я в тысячу первый раз.

— В прошлом вы писали и оставляли письма самому себе, чтобы читать их после рецидива. Должна попросить вас — и это, Эрик, сейчас очень важно — ни при каких обстоятельствах не писать и не читать ничего подобного. Это может оказаться для вас дестабилизирующим фактором, возможно даже способным привести к очередному…

Что-то, промелькнувшее в моем лице, меня выдало. Она остановилась посреди фразы, следя за моей реакцией.

— Что-то такое уже случилось?

— Нет.

Это было чистым рефлексом. Являлось ли это на самом деле ложью? Я решил притормозить на ухабах и обдумать это позже.

— В общем-то, — сказал я, — там у входной двери была записка, в которой говорилось, чтобы я позвонил вам, и описывалось, как сюда добраться, просто такая вот штуковина.

Полуправда. Меньше чем полуправда: Удачи тебе. Точка. Эрик Сандерсон Первый.

— Разумеется, — сказала она. — Вам следует оставить записку на месте на тот случай, если она потребуется вам снова. Но прошу вас — если вы найдете еще какую-то записку, несите это прямо ко мне. Не читая. Знаю, что выполнить мою просьбу трудно, но я собираюсь вам помочь, так что это очень, очень важно. Согласны?

— Да, — сказал я. — Конечно, — сказал я. — Никаких проблем.

2 Археология на кухне и новая записка

В глубокой тьме черных вод наследственной памяти и бессознательных инстинктов, где, невидимые и огромные, плавают древние боги и примитивные реакции, что-то движется. Пыльные развалины на океанском дне, отложения, пребывавшие неподвижными на протяжении миллионов лет, поднимаются ему вослед.

Проснувшись, я принялся яростно метаться в собственном сознании и обнаружил, что вполне отчетливо помню вчерашнее. Ковер в спальне, доктор Рэндл, ее плетеные кресла, желтый джип, дом. Всего-то один вечер воспоминаний, но этого было достаточно, чтобы понять: ничего необычайного не произошло, я по-прежнему оставался тем, кем был накануне. Я лежал на диване. Уснул почти сразу же, как вернулся от доктора Рэндл, и телевизор все еще был включен, весь такой яркий, радостный и беззаботный. Я сел и протер глаза. Ведущие утренней программы, тщательно причесанные, беседовали с американским комиком, только что озвучившим роль льва в новом мультфильме. Я призадумался о том, как долго мог бы телевизор продолжать в том же духе, оставленный наедине с самим собой в пустой комнате, и меня обеспокоило, что ответом было бы — вечно.

Этот дом не был моим. Находясь там, устраиваясь в нем как у себя, я чувствовал, что совершаю непростительную ошибку. Я был взломщиком, который прилег на пару минут, чтобы вздремнуть, и проспал до рассвета. Я едва ли не ожидал услышать, как откроется входная дверь, как кто-нибудь войдет внутрь с полными покупок пакетами или же с дорожной сумкой, остановится в дверном проеме, посмотрит на меня и поднимет крик. Только — этот дом был моим. Домом Эрика. Помнил я об этом или не помнил, я находился у себя — и даже если бы провел следующую сотню лет, сидя на диване и прислушиваясь — не повернется ли ключ в замке, никто бы ко мне так и не явился. Я решил, что единственный способ стряхнуть с себя эти ощущения состоит в том, чтобы ознакомиться со всеми комнатами, помещениями и вещами, во всем разобраться самому. Мне необходимо было разбить лед отчуждения. И начать лучше всего было с завтрака. Несмотря ни на что, меня одолевал голод.

Холодильник оказался забит всевозможными продуктами. Я нашел несколько тарелок, с третьей попытки обнаружил ящик с ножами, ложками и вилками. Потом ощутил в желудке легкий удар пустоты:

У меня какое-то заболевание. Психическое расстройство.

Что бы это значило?

Рэндл сказала, что о работе мне беспокоиться не нужно и что у меня «вполне солидный» банковский счет. В бумажнике за карточкой видеопроката я нашел клочок бумаги, на котором, по всей вероятности, был записан мой PIN-код, так что финансовый кризис мне не угрожал. Кроме того, она сказала, что незадолго до того, как обратиться к ней за врачебной помощью, я разорвал все связи со своими родственниками и друзьями. Какими бы резонами ни руководствовался Эрик Сандерсон Первый, поступая так, я решил это переиначить. Я отыщу его записную книжку и свяжусь с матерью и отцом, позвоню всем, кому я не безразличен.