Дневники 1930-1931 - [31]

— Все теперь у нас очень быстро движется, только мы мало обращаем внимания. Вот <1 нрзб.> приходит человек, заложил руки в карманы и начинает в воздух пускать слова с потолка, а ты сам трудился, сам делал и не можешь сказать, потому что забыл.

Слова мои попали в самое сердце комсомольца, он рвался что-то сказать с своей стороны, но я еще прибавил:

— В этом и есть жизнь сознания: каждый день отдать отчет в своем труде и не располагаться на табельщика и бригадира: каждый внутри себя должен быть и табельщиком и бригадиром, тогда бюрократия займет свое скромное место.

После этого вступления я даю слово своему спутнику, и он мне много рассказывал.

Сколько раз приходит в голову, что жизнь необыкновенная и надо записывать, но когда станешь писать, все идет кругом в голове, а на бумаге нет ничего. Все началось от книг в деревне, попало в голову о новой жизни. Собрались, начали колхоз. Работали много, больше нельзя.

Главное — это неграмотные: те работали без отказу. Грамотные хуже работали, а табельщики себе часы и дни насчитывали, теперь это начинает всплывать. А члены правления работают на расширение, до нас им дела нет никакого, двигалось бы дело, расширялся бы колхоз.

Такие женщины, как Настя, — все: каждая выплачет из себя деревню, потом становится работницей. Некоторые не выдерживают и возвращаются домой. Для брака записи даже не требуется, все дети обеспечены, и женщина два месяца не работает до родов и два после родов. Гулящих, однако, только две, все держатся парами (потому что все-таки работы очень много и пища неважная).

Жизнь в колхозе фабричная. Она тяжелей деревенской и скучней. И там можно улучшить жизнь свою придумкой: нажег углей, отвез в Москву и поправился. Тут все продумано, только работай: 14 к. и самое большее 18 к. за час. В деревне любви к человеку больше, чем тут: неравно работают люди, и на глазах все, и все укоряют ленивых, а ленивые заведуют. Тут свара постоянная.

На днях постановили перейти на коммуну. Есть надежда, что так будет лучше: все-таки коммуна, идея. А члены правления, конечно, рассчитывают, что на коммуну больше будут давать. Вот хотя бы трактор, что это за машина: каждый день чинить приходится.

30 Апреля. Отзимок. Утром мокрый снег белеется на воротах и заборах, а на земле делается грязь.

Вчера Петя телеграмму прислал (просит денег). Читаю К. Леонтьева. Из его пророчеств многое сбылось, напр., о падении монархизма в Германии^{72} при небольшой неосторожности правительства в отношении России и Франции.

1 Мая. Вчера вечером ходил на тягу с Трубецким и Огневым. Морозило. Желтый холодный закат — серп и звезды над черными зубцами лесов.

Утро солнечное, потом чудесные майские облака.

Снимал торжество на площади. Когда сходились организации, то настроение поднималось сильно, главное, мальчики удивляли стройностью своих колонн. Потом, когда собрались, оказалось, что кого-то нет из Москвы, и так долго это было, ждали, ждали, а неизвестно из-за чего. Фотограф снимал, и к нему власти относились с редкостным уважением, как будто он был главное лицо, и все собрались только затем, чтобы сняться.

М. сказал, что «пролетарий» в первоначальном значении значит производитель потомства.

Колхозы при благоприятных условиях превратятся в фабрики с одной стороны, <1 нрзб.>, с другой — рабочих людей («пролетариев»).

Мужики теперь на племя не телок, а бычков оставляют, потому что телок резать не дадут.

Члены правления: «все полагают на производство, и до человека им дела нет».

Среди самых серых мужиков приходилось слышать рассуждения о поколениях нашем и будущем: «почему те такие счастливые люди, что для них все, а для нас ничего».

2 Мая. Стоят майские холода, но трава растет и так сильно, что ее чуть не на глазах пуками выбрасывает из земли. Кукушка.

Ходил к Игошину в Параклит (Утешитель):

Вид попа (волосатого, в подряснике) для множества «натуральных» людей очень противен, чем и объясняется, что мальчишки в монахов бросаются камнями, и здоровые парни вроде Игошина надругаются.

<На полях:> Табельщики и бригадиры.

Единство в разнообразии называется «законом природы», — и это единство действительно суровый и страшный закон, сила самого божества (так дерево: ствол — единство, листья все разные).

Наша бюрократическая механизация стремится навязать единство самому многообразию природы…

Убит человек и нет его личности. Все, что было в нем, теперь остается на совести общества. К этому «страшный суд», на котором хозяин не спрашивает голоса подсудимого, а просто отбирает овец от козлов.

Я шел к председателю колхоза, и почти у ворот мне встретился мрачный молодой человек в кепке и сказал, что председатель.

Мы разговаривали о нашумевшем…

Никаких обязательств между полами, а держатся парами… детей в ясли — сколько хочешь, а живут и держатся мужей. — Почему так? — спросил я спутника. — Потому, — ответил он, — первое, что работа у нас все-таки очень уж трудная, а второе, пища пока тоже неважная.

Сквер. Демократизация.

Д-р Варушин сообщил, что ему поступила (в отдел) жалоба. Оказывается, в небольшом скверике посреди города ночная любовь оставляет большие следы. Утром дети «этим» играют и приносят даже домой, им очень нравится надувать презервативы. В «Смычке» для ознакомления выставлены все виды презервативов.