Дневники, 1862–1910 - [248]

Лев Ник. очень со мной добр и ласков; он видел, как мне было тяжело и жаль его, как самоотверженно и полезно за ним ухаживала и как раскаивалась, что не поберегла его!

6 октября. Льву Николаевичу лучше, но он еще слаб, говорит, что болит печень и изжога. Походил немного утром, потом пошел было и днем гулять, но потянуло его к обычной верховой езде, и он тихонько от меня уехал верхом с Булгаковым, что очень меня встревожило.

Приехали Страхов с дочерью, Булыгин и Буланже. Лучше, когда гости, не так тоскливо. Посоветовалась с ними насчет издания. Спокойно беседовали вечером. Днем Саша ездила к Чертковым и с моего согласия пригласила его приехать к Льву Ник. Чертков написал недоброе и, как всегда, неясное письмо и – не приехал. Не могу понять, очень ли огорчился Л. Н. Кажется – да. Но, слава богу, хоть еще один день без этого ненавистного человека!

7 октября. Опять поднялся разговор о посещении Черткова, и Таня с Сашей ездили к нему, и он обещал приехать в 8 часов вечера. Я затеяла с доктором заказать Льву Ник. ванну к вечеру: это полезно для печени и это бы сократило посещение Черткова.

Так и вышло. Весь день я себя готовила к этому ненавистному посещению, волновалась, не могла ничем заниматься и когда в открытую форточку услыхала звук рессорного экипажа, со мной сделалось такое ужасное сердцебиение, что я думала, что умру сейчас же. Я побежала смотреть в стеклянную дверь, какое будет их свидание, смотрю – Л. Н. только что задернул занавес. Я бросилась в его комнату, отдернула занавес, взяла бинокль и смотрела – будут ли какие особенные выражения любви и радости. Но Л. Н. знал, что я смотрю, пожал Черткову руку и сделал неподвижное лицо. Потом они о чем-то долго говорили, Чертков нагибался близко, показывая что-то Л. Н. Но я поторопила ванной, послала Илью Васильевича сказать, что ванна готова и может остыть, и Чертков встал, они простились и – расстались.

Весь вечер меня трясло ужасно; я не плакала, но мне всякую минуту казалось, что я сейчас вот-вот умру. Лев Ник. несколько раз принимался мучить и дразнить меня, что Чертков ему самый близкий человек, и я наконец заткнула уши и закричала: «Не слушаю больше, двадцать раз уж слышала это, довольно!»

Он ушел, а во мне всё стонало и страдало невыносимо! Вот какие бывают муки! Не только знать этого нельзя вперед, но даже ничего подобного не предположишь. Наконец, доведенная до крайнего страданья, я устала и заснула.

Каких усилий мне стоило согласиться пустить в дом этого идиота, и как я старалась взять себя в руки! Невозможно, он просто дьявол, я не выношу его никак! Л. Н. стал опять мрачен, мне жаль его, мне страшно за него, но насколько я страдаю больше него!

Занималась мало, не гуляла, толклась по дому. Вставляли рамы; день удивительно красивый, ясный, солнечный и тихий. Среди дня Лев Ник. ездил верхом довольно долго и так легко и ловко вскочил на лошадь, что я удивилась. Но к вечеру походка его стала утомленная, сам он вял и, видно, досадует на меня, что я так тяжело вынесла приезд Черткова.

С Таней грустно простилась, она завтра едет, и так мне больно, что я и ей, и Саше доставляю беспокойство своим отношением к Черткову, которого так любит отец и так ненавидит мать! И как тут быть? Бог разрешит как-нибудь. Лучше было бы отъезд куда-нибудь Черткова, а потом смерть его или моя. Худшее – смерть Л. Н. Но постараюсь проникнуться молитвой «Да будет воля Твоя!». Я не убьюсь теперь, никуда не уйду, не буду ни студить себя, ни терзать голодом и слезами. Мне настолько плохо и физически, морально, что я быстро иду к смерти без насилия над организмом, который, как я убедилась, ничем не убьешь по своей воле.

8 октября. Встала рано проводить дочь Таню, потом легла, чувствовала себя совсем больной и измученной. Когда встала, вошел ко мне Лев Николаевич, и так как я была уже одета, то пошла за ним. Он был взволнован и, видимо, чем-то очень недоволен. Просил меня выслушать его молча, но я невольно раза два его прервала. Речь его, разумеется, клонила к тому, что я так ревниво и враждебно отношусь к Черткову. С волнением и даже злобой он внушал мне, что я на себя напустила дурь, от которой должна сама стараться избавиться, что у него нет никакой исключительной любви к Черткову, а что есть люди и ближе по всему с Львом Николаевичем, как Леонид Семенов и какой-то совсем неизвестный Николаев, приславший книгу и живущий в Ницце. Это, конечно, неправда. Теперь я сняла с него обещание не видеть Черткова; но вчера он видел, какою ценою мне досталось его свидание с этим противным идиотом, и сегодня он упрекал мне, что он никогда не может быть спокоен, потому что над ним висит постоянно дамоклов меч моего тяжелого отношения к свиданиям с Чертковым. А зачем они?

Здоровье Льва Ник., слава богу, восстановилось. Он сегодня обедал с таким аппетитом и так много, что я даже боялась за него. Но всё обошлось, и он ел вечером еще арбуз, пил чай и лег спокойный и участливый ко мне. Как хорошо и спокойно, когда не боишься свиданий с Чертковым и когда мы одни – с делами, работой и дружными отношениями друг к другу! Если б так пожить хоть месяц, я бы выздоровела и успокоилась. А теперь при одной мысли и под страхом, что Лев Ник. поедет к Черткову, – вся моя внутренность начинает болеть, и жизни нет, и счастья нет!