Дневник взбалмошной собаки - [4]

Мне было так страшно, что я написал на даму. Она засмеялась, и я понял, что нас ждет много хорошего в будущем.

17 октября

Гав. Рассказ про мою первую встречу с приемными родителями меня очень расстроил, ведь я очень сентиментальный.

Я даже всплакнул. Слезинка сверкнула на моей бархатной щеке. Какое странное ощущение.

18 октября

Ну ладно, продолжу. Когда мои приемные родители меня выбрали, мы приехали к ним домой, в Париж. Я никогда до этого не ездил на машине, и первое путешествие обернулось катастрофой. Для меня все то, что двигается на четырех лапах, является животным, а здесь, против всякого ожидания, у животного было четыре колеса! Как только мы уселись в машину, я запаниковал, я начал плакать и меня начало тошнить. Моя новая мама, Анна, подбадривала меня, а мой новый папа, Хьюго, начал ворчать: «Чертов щенок. Дурацкое начало. Еще одна замечательная идея женушки. Он превратит в хлам нашу квартиру. Я тебя предупреждаю, что гулять с ним не буду. Ты хотела его, ты его получила. Ты им и занимайся».

Внезапно я начал весь чесаться. Анна заявила, что у меня стресс. Я не был знаком с этим человеческим чувством, столь частым у парижан. С той поры он стал часто повторяться у меня.

Она сказала своим нежным голосом: «Не волнуйся Халк, все будет хорошо, я твоя новая мама. Я буду всем заниматься».

К сожалению, мне надо прервать рассказ, мне очень хочется спать.

19 октября

Сожалею, но иногда желание спать сродни желанию писать, оно накрывает целиком. Так же как написание дневника требует концентрации. И я никак не могу к этому привыкнуть.

А теперь я продолжу мой рассказ.

Вернувшись с пастбища в Париж, Хьюго припарковал машину, все еще ворча. Он болтал о свободных местах, штрафе за парковку, о районах, о временных метках. Я ничего не понял. Я уже спал.

Потом мы подошли к огромному дому, и я написал у двери: это было рефлекторно. Я пометил территорию. Заповедь моего отца: «И там, где писаешь ты, никто другой не должен писать после тебя».

Я теперь тебя оставлю, читатель, мне снова надо вздремнуть.

Гав.

20 октября

Сон – это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО лучшее изобретение собак (да, ведь это очевидно, что именно собака изобрела идею, человек был слишком занят для этого, кошки слишком зациклены на себе, красные рыбки плавают по кругу, а лошади, я это уже говорил, никак не могут найти позицию для сна).

Итак, продолжим… на каком этапе своей биографии я остановился? (и возможно из моей собачьей жизни получится прекрасный сценарий для Голливуда). Ах да, вспомнил, я стоял перед огромным зданием в Париже, я пописал, я пометил территорию и свое место на карте мира (я поклонник Уэльбека и его романа «Карта и територия»).

Итак, сначала я подумал, что моим приемным родителям принадлежит все здание, я не мог вообразить, что можно жить рядом с незнакомцами сверху, снизу и рядом. Еще одна человеческая загадка, или коммунистическая.

Я…я…я…

21 октября

Простите, я опять заснул в процессе написания дневника.

Не надо думать, что у меня сонная болезнь, нарколепсия (ух тыыы, какие мудреные слова я знаю): я всего лишь собака. Я устаю от ничегонеделания.

Я понимаю, что этот рассказ немного спутанный.

Итак… мы поехали на лифте, такой маленькой комнатке с кнопками, которая поднимается и опускается вместе с тобой. Лифт – это очень, очень смешно.

И НАКОНЕЦ я прибыл в свой новый дом.

22 октября

В отличие от всех стереотипов собаки не спят в Буддах. Пардон, то есть в будках.

Нет, кроме мультяшного Снупи, все собаки спят у людей в домах. И люди ничего не имеют против: мы живем в их домах, валяемся на их диванах, спим в их кроватях. Люди никак не реагируют! Они нам все позволяют! Скоро грядет царство собак, и ничто этому не помешает!

23 октября

Когда я закрываю глаза, становится темно. Это похоже на ночь. Я могу создать ночь белым днем! Это гениально, да? Я СУПЕР ПЕС.

24 октября

По прошествии времени я могу сказать, что жить в квартире Анны и Хьюго совершенно прекрасно. Но вначале…

Мне пришлось привыкать к дивану, кровати, к книгам, красиво разложенным на журнальном столике, но которые никто не читал, к свечам, которые ничего не освещали, а лишь хорошо пахли, к этому уродливому предмету, по которому передают плохие новости и плоские картинки, и который называют телевизор. Я привыкал к ванной, которая позволяет людям считать, что они моются, а они барахтаются в своей грязи, к холодному предмету мебели, называемому холодильник, к рамкам для фотографий, где есть фотографии только хозяев дома, к сигнализации, которую надо включать перед уходом из дома, чтобы помешать ворам похитить уродливые картины. Я с трудом привыкал к батареям, от которых меня тошнит, к туалетам, где люди стараются уничтожить все подозрительные следы их какашек, к телефону, который позволяет людям говорить с другими людьми странным образом, к подушкам, похожим на тихих захватчиков, к столовым приборам, которые больше не позволяют людям получать удовольствие от еды. Я испытываю ужасную ненависть и не могу привыкнуть к пылесосу, чудовищу, пожирающему пыль, к шкафам, набитым дорогими вещами и обувью, которые люди портят за три минуты. К этому противному радио, которое запирает людей в маленький ящик, оставляя им лишь право говорить, к дверному звонку, последнему препятствию перед нашествием незваных гостей, к душу, который является настоящим бедствием для стоящего под ним, если течет холодная вода, к стиральной машинке, которая вращается, чтобы убрать всю грязь с одежды.