Дневник утраченной любви - [31]

* * *

После твоего ухода я шептал по утрам: «Еще один день, которого ты не увидишь».

Второй… Третий…

Мы приближаемся к мрачной годовщине. Я больше не считаю дни.

* * *

Ночью машина увезла Коломбу и Танкреда в Париж. Она совсем не может дышать, и ее придется положить в клинику.

* * *

Мы сутки напролет терзаемся неизвестностью в ожидании новостей от Коломбы, а получив их, впадаем в отчаяние. Ее легкие не работают, пища не задерживается в организме, она еще больше похудела. Выхода нет – Коломбу переводят в реанимацию.

Брюно сначала борется, надеясь выстоять, но в конце концов ломается, терзаемый страхом за Коломбу. Он не может справиться с несколькими драмами сразу, все время что-то бормочет как одержимый, никого не слушает, живет в ощущении грядущей катастрофы.

В довершение всех бед я скоро улетаю в Канаду, потому что три года назад согласился председательствовать на Книжном салоне в Квебеке.

Что делать?

«Всегда выбирай жизнь», – говорила мама.

* * *

Я собираю чемоданы. Наблюдаю за Фуки. Она стремительно дряхлеет. Моя бесценная собака, вскакивавшая с постели свежей, нарядной, с гладкой шерстью, теперь не просыпается сама – ее требуется встряхнуть, – а форму набирает только к середине дня.

Я опускаюсь на колени, ласкаю Фуки, шепчу ей на ухо:

– Держись, милая! Только не умирай! Я этого не вынесу.

Она серьезно смотрит на меня глазами цвета красного янтаря.

* * *

Коломбу занесли в национальный реестр на срочную пересадку легких. Врачи считают, что это единственный способ спасти ей жизнь.

Но вот беда: чтобы оперировать – если появится донор, – придется прервать беременность.

Коломба поняла и уже две недели оплакивает свое дитя.

* * *

Человек меньше думает о смерти, когда сражается за жизнь.

В этот момент я не множу философские размышления о краткости бытия, невыносимости человеческого существования и абсурдности судьбы. Я больше не вопрошаю жизнь. Я ее жажду. Для Коломбы.

Жизнь, только жизнь! Я изобью любого пресыщенного денди, который попробует умалить ее значение. Счастье, что Эмиль Чоран и другие дотошные исследователи подобного рода, лелеющие нарциссические сетования, не почтят своим присутствием Салон, иначе я устроил бы драку, журналистам на радость.

* * *

Коломба родила под гипнозом. Танкред держал ее за руку. Ребенок, доношенный до четырех с половиной месяцев, не выжил. А она?

* * *

Я живу в пандан с квебекской природой, серой и бледной, не осень – скорее бессезонье. До зимы далеко, но повсюду лежат кучи грязного, черного, оплывающего снега. Голые, искривленные деревья-страдальцы с бубонами вместо почек, самим фактом своего существования подтверждают, что жизнь подобна долгой болезни.

Приехав в Квебек, я оказался далеко от всего, что меня сейчас волнует. Несмотря на телефон, из-за разницы во времени я остро чувствую расстояние и свое одиночество.

* * *

Легкие Коломбы отказали.

Машина качает кровь из паховой вены, фильтрует ее, меняет углекислый газ на кислород и возвращает в кровеносную систему.

* * *

Коломба ждет донора или смерти.

Я хорошо знаю эту женщину: даже под наркозом и совсем без сил, она не теряет сознания. И иногда, кажется, даже говорит, улыбается, шутит.

* * *

Извилистые пути приемлемого и неприемлемого…

Еще несколько месяцев назад мы и помыслить не могли, что в ближайшее время Коломбе придется делать пересадку легких.

Сегодня все мы страстно этого желаем и страшимся, что не получится. Древнее суеверие – чтобы спасти жизнь, нужна смерть – снова сбывается.

* * *

Я хочу срочно вернуться домой, но меня останавливают: бессмысленно – в больницу пускают только мать, отца и жениха.

* * *

Утром Ян сообщил, что в больницу Фош везут трансплантат. Коломбу прооперируют в ближайшие часы.

* * *

Я не сплю. Смотрю в потолок. Я жду.

В шести тысячах километров от моего отеля Коломбе пересаживают легкие.

Я падаю на колени и начинаю молиться.

Истово прошу Бога: «Услышь мою молитву!»

Ложусь.

Снова опускаюсь на колени.

Так проходит вся ночь.

* * *

Уже много часов то и дело проверяю телефон. Проклятый аппарат молчит, и я впадаю в тоску и уныние. Думаю, никто не осмеливается сказать мне правду.

Иду к лифту, и тут наконец звонит Ян: операция прошла успешно.

Я едва не теряю сознание от радости и усталости.

* * *

Кажется, Коломба спасена. Я на взводе и должен об этом поговорить. Страх мне удавалось скрыть, с эйфорией получается хуже. Многословно описываю всю одиссею спутникам в самолете. Какая сила заключена в их интересе! Глаза слушателей взбадривают меня, а рассказ помогает привести в порядок раздерганные мысли.

* * *

– Воительница победила.

Я информирую маму, как будто она стоит у меня за спиной.

* * *

Возвращение в Париж.

Коломба лежит на слишком широкой для нее кровати, слабенькая, но живая, ужасно исхудавшая, но веселая, лишившаяся мышечной массы, зато с новыми легкими, она с восторгом демонстрирует нам, как вдыхает и выдыхает, не закашлявшись. Мы делаем то же самое тысячи раз в день, но для нее это ново. Чудо чистого дыхания. Коломба восхищается тем, что мы перестали замечать.

– Вы представляете? – восклицает она. – Мне больше не нужна дыхательная гимнастика! Я выиграла полтора часа в сутки и смогу работать на полную ставку!