Дневник штурмана - [35]

От командира не ускользнуло поведение горничной, и он спросил меня по дороге в рубку:

— Мисс Павлова, что у вас вышло с мисс Фелисити?

— Сэр?! — попыталась я избежать ещё и этих запутанных объяснений.

— Я ведь не слепой, мисс, — сказал он своим ровным голосом. — Она не обращается к вам, проходит мимо, словно вас не существует… Я не могу делать вид, что ничего не замечаю.

Если я расскажу эту трагикомическую историю, то мистер Уэнрайт будет принимать меры, а я уже не могла вынести очередной суматохи вокруг своей особы.

— Ах это, сэр! — воскликнула я, будто только что поняла, о чём он толкует. — Так ведь я сама просила её не предлагать мне добавки. Мистер Георгадзе слишком хорошо готовит, и мне ни к чему лишние соблазны.

Поверил он или не поверил, определить трудно, но допрос прекратился.

В рубке я занялась своей новой теорией. Теперь, когда я поняла, почему бортинженер рвётся из кожи вон, доказывая своё рвение, я могла бы читать и заниматься посторонними делами, ни на кого не обращая внимания, потому что совершенно ясно, что на Т-23-7 я не полечу и биться за звание самого безупречного штурмана на всей планете мне ни к чему, однако подступы к решению проблемы так и не были преодолены, а это не позволяет бросить начатое, иначе останется ощущение собственной бездарности и бессилия, словно проблема мне не пор зубам. Вот если бы я увидела решение, то работу можно было бы и отложить, моей штурманской чести это не унизит, правда, тогда обидно было бы бросать дело на середине.

Итак, сидела я над своей работой и буквально ломала голову от умственных усилий, а другая часть моего сознания скакала по недавним событиям. По-моему, человеческое сознание может раздваиваться, разтраиваться и вообще раскалываться на несколько частей, так что человек думает сразу о нескольких вещах сразу. Параллельно работе я вспоминала о гордости несносного бортинженера, когда он говорил о том, что его заявление принято к рассмотрению. Какой-то дурацкий немец, не имеющий собственных мозгов и способный слушаться лишь приказов, рассчитывает полететь на Т-23-7! Не могу сказать, что меня притягивала эта планета, но мне было обидно, что я буду летать на своём старом космическом корабле с хорошо мне знакомыми Алексеем Афанасьевичем, Зиной и Сашей по дальним, но лишённым новизны маршрутам, а этот бортинженеришка, которого я не взяла бы с собой даже подсобным рабочим за его наглость и угодничество, полетит осваивать новые миры. И сидит себе тихо, как мышь, что-то сосредоточенно изучает, пользуясь тем, что в рубке никого, кроме меня, нет, а со мной можно не считаться. Я ещё могу понять, что на Т-23-7 полетит мистер Уэнрайт, если, конечно, благополучно вернётся из нашей экспедиции: этот сухарь без нервов и эмоций создан быть командиром в опасных экспедициях. Но мистер Гюнтер…! Меня удивляло, что кандидатуру мистера Форстера отклонили. По-моему, такому решительному волевому человеку самое место среди опасностей. Уж он бы перед трудностями не отступил. Отклонить кандидатуру мистера Форстера и принять к рассмотрению заявление ничтожного мистера Гюнтера!

— Мистер Гюнтер! — позвала я.

От неожиданности немец выронил книгу.

— Да, мисс?

— Извините, я вас отвлекла, — начала я очень любезно. — Ответьте мне только на один вопрос: почему кандидатуру мистера Форстера отклонили от полёта на Т-23-7, а в эту экспедицию его включили?

Немцу было не по себе от моих расспросов, но он всё-таки ответил:

— Потому что об этом он попросил у командира, мисс, а командир замолвил за него слово в Комитете.

— Разве они были знакомы раньше?

— Они учились вместе, мисс, и когда-то очень давно вместе летали.

— А потом?

— Потом мистеру Уэнрайту стали поручать более сложные полёты, чем мистеру Форстеру. Мистер Уэнрайт — очень хороший специалист, мисс.

У бортинженера была почтительная манера говорить со мной, жаль, что поступал он возмутительно, человека же определяют не слова, а поступки. Поговорив с ним немного о незначительном и не так уж мне интересном, мне теперь надо было приступать к тому основному, из-за чего я и завела разговор с этим неприятным выскочкой.

— А кто у мистера Уэнрайта будет вторым штурманом, мистер Гюнтер? — как бы между прочим спросила я, потому что на должность первого штурмана не претендовала. — Кандидатуру уже утвердили?

Бортинженер откровенно усмехнулся, причём самой наглой и обидной усмешкой из всех имеющихся на свете.

— Не вы, мисс, — сказал он и, прежде чем я успела задохнуться от негодования, пояснил. — В этой экспедиции будут принимать участие только мужчины. Мистер Уэнрайт вообще против того, чтобы женщин брали в опасные полёты. И я тоже, мисс.

Я смерила его презрительным взглядом.

— Разделяете старозаветное убеждение, что мужчины умнее, мистер Гюнтер?

— Нет, просто они сильнее, мисс. А в таких экспедициях, какую пошлют на Т-23-7, порой требуется не столько ум, сколько физическая сила и выносливость.

Я пожалела, что мало внимания уделяю физкультуре.

— Вот были бы все женщины, как мисс Фелисити, то против их участия никто бы не возражал. Но, к счастью, женщины не такие.

К счастью! Что мог этот человечишка знать о сердце мисс Фелисити?!