Дневник штурмана - [36]

— Не всем же быть такими крошками, как мисс Хаббард, — вступилась я за горничную.

Мистер Гюнтер взглянул на меня с удивлением.

— Вы считаете себя выше, мисс?

Это было уж слишком.

— Безусловно, сэр! Надо совсем не иметь глаз, чтобы этого не увидеть.

— Командир так не думает, мисс. Он вообще был недоволен, что женщину включили в состав экипажа…

— По-моему, пока у него нет причины считать меня хуже… штурмана-мужчины.

— Нет, мисс. Ваш метод очень его заинтересовал.

Вот именно! А что до мнения командира об участии женщин в опасных полётах, то пусть он придержит его при себе. Для меня было важно лишь то, что лично ко мне он неприязни не испытывает.

— А что вы читаете, мистер Гюнтер?

— Справочник штурмана, мисс. В будущей экспедиции эти сведения могут мне пригодиться.

— Не буду вам мешать, сэр. Если возникнут какие-нибудь вопросы, можете обращаться ко мне, — сказала я.

— Спасибо, мисс.

Он говорил об участии в экспедиции, как о деле решённом. Ну и самоуверенность была у этого немца! Впрочем, я пожалела, что у меня не было с собой экземпляра моего учебника, где очень живо и понятно даются не только методы расчёта курса, но даже специальные таблицы, очень облегчающие неопытным штурманам задачу. Этот учебник был создан по чистой случайности, почти на спор. Как-то за завтраком у нас зашёл разговор о старине, о море, о потерпевших кораблекрушение и умирающих от голода людях. Особенно усердствовал Саша. Он уписывал за обе щеки мой яблочный пирог и с видом знатока рассуждал о таком допотопном заболевании, как цинга. Потом, естественно, речь пошла о наших временах, и Алексей Афанасьевич сделал очень важное замечание, что если бы что-то случилось с экипажем, пассажиры не смогли бы управлять космическим кораблём и погибли. Любой здравомыслящий человек с этим бы согласился, а я почему-то сказала, что имея хороший учебник, не погибнут. Саша Зайчик, конечно, пошёл в атаку, и дело кончилось тем, что я написала такой учебник-справочник, что даже Алексей Афанасьевич признал мою правоту. Для того, чтобы взбодрить предполагаемых пассажиров и облегчить им задачу по освоению незнакомой для них области, я решила снабдить учебник весёлыми иллюстрациями, из которых сразу было бы видно, о чём речь пойдёт в данном конкретном кусочке текста. Героем этих картинок, чтобы поиздеваться над Сашей Зайчиком, проявившим слишком большую прыть в споре, я выбрала длинноухого зайца, и он в очень выразительной мимике и жестах показывает терпящим бедствие пассажирам, что надо делать. Заканчивался учебник картинкой, где заяц уже прилетел на Землю и лежит у себя в саду под яблоней, заложив ногу на ногу, читает книгу и жуёт яблоко. На эти рисунки я потратила больше времени и сил, чем на сам учебник, но они придали книге убедительность. Когда я представила черновик на суд экипажу, то Саша Зайчик, увидев дыру на носке, надетом на мощную заячью ступню, совершенно потерял голову от ярости. На мой взгляд, его пляска напоминала буйство бешеного слона, а Зина, с ласковой материнской улыбкой смотревшая на его прыжки и топанье ногами, заявила, что так, должно быть, и должны были бы скакать зайчики на опушке леса, если бы сохранилось и то и другое. Протестующий Саша сразу сник, а когда, по рекомендации Алексея Афанасьевича, моя книга три месяца назад вышла в свет, то он вдруг обнаглел и стал заявлять, будто служит для меня источником вдохновения.

Да, приятно вспоминать прежние весёлые времена! Если уж мне не суждено полететь на Т-23-7, то остаётся лишь утешение, что экипаж у нас дружный и весёлый и вернуться в него для меня будет удовольствием. А мой учебник, если подумать, подхалиму мистеру Гюнтеру всё равно бы не помог, потому что он написан на русском языке, а этот противный заяц не только не знает этот великий и могучий язык, но даже не стесняется своего невежества.

Вот, пожалуй, и всё, что произошло за этот день. И неприятные эпизоды, и смешные. Хорошо, что страшная месть мисс Фелисити скрасила мне существование (за ужином солонки тоже не было), а ещё лучше, что после обеда я не видела Серафиму Андреевну, и она не смутила мой покой своими непонятными фразами. Даже вспоминать не хочу о "чёрной записи".

2 февраля

Сегодня я осознала, что привыкла к нашему немногословному экипажу. Даже хорошо, что здесь не ведут долгих разговоров. Где-то я вычитала прекрасную фразу, которую надо напечатать крупными буквами и развесить во всех общественных местах, где собирается больше одного человека: "Разговоры созданы для того, чтобы мешать человеку думать". Вот у нас на корабле разговоры не смолкают, поэтому я и не создала новой теории взлётов, а здесь царит полная тишина, и я, хоть и не создала ещё новой теории взлётов, но усердно о ней думаю, жать, что пока безуспешно. Единственно, что меня огорчает, это неряшливость моих коллег. Странные существа эти мужчины! Любая женщина на их месте давно бы уже поняла, что обезьянка на графине должны быть повёрнута в строго определённую сторону, то есть самой выразительной стороной мордочки ко мне, а её лапка должна тянуться к лиане, вьющейся по крышке. Этот же вид двуногих, по-моему, просто не способен уразуметь такой простой вещи. Вот и приходится при каждом удобном моменте поправлять композицию. Нет, мужчин нельзя брать на корабли, где в рубках красуются такие вот графины. Им надо чистить обезьянники с живыми обезьянами, а не иметь дело с этакими фарфоровыми совершенствами.