Дневник Серафины - [28]
Мама говорит: за Оскара сватают некую Журковскую, якобы очень красивую барышню, хорошо образованную и наделенную множеством талантов. Она со дня на день должна приехать с родителями в Карлсбад.
Если не представится другого случая, дядя Оскара, который во что бы то ни стало решил его женить, обручит их с панной Журковской. Они рассчитывают таким образом оказать на меня давление. А я не хочу спешить… Прежде чем решиться на такое, надо хорошенько все взвесить. Ведь это кошмар, связать свою жизнь с человеком, который двух слов сказать не может… Он в няньке нуждается… За него не то что говорить, думать придется.
Ах, забыться бы хоть на миг!
26 июня
Отец вызвал меня для разговора, — он ждал на скамейке перед домом. Сперва мама хотела идти со мной, потом передумала и отпустила одну. «Имей в виду, Серафина, я не дам согласия на твой брак с генералом, — прошептала она. — Так и знай, этому не бывать!»
Едва завидев меня, папа возбужденно, с жаром заговорил:
— Они погубить тебя хотят! Этот идиот, недоумок, калека камнем повиснет у тебя на шее! Я — твой отец, и они обязаны со мной считаться! Так вот я этого не допущу! Ни одна барышня не польстилась на его сомнительные миллионы, а ты, моя дочь, должна жертвовать собой. Подумай сама: кого мать навязывает тебе в мужья и кого предлагаю я.
— Дорогой папа… мне ни тот, ни другой не нужен. Успокойся, пожалуйста!
— Я слишком хорошо знаю твою мать и потому не могу быть спокоен. Она все равно настоит на своем. Положись на меня и сама умом пораскинь…
С полчаса выслушивала я доводы отца и чуть не расплакалась. В конце концов он внял моим просьбам дать мне время на размышления, но взамен потребовал, чтобы я не связывала себя словом с Оскаром. Мама прислала за мной горничную, и разговор на этом прекратился.
Боже, какая я несчастная!
Ума не приложу, что делать?.. Как быть?..
27 июня
Во сне меня преследовали кошмары… То снился генерал со своей любезной улыбкой, то Оскар хватал меня за руки, а я убегала от них обоих и звала на помощь… агронома. А он сделал вид, будто не слышит. Почему он явился мне во сне? Ведь он не удостоил меня вниманием и я не думала о нем.
Беспокойство не покидало меня и после пробуждения, и я встала совершенно разбитая. Выглянув случайно в окно, я увидела шедшую мимо Адель с альбомом.
— Подожди! Я пойду с тобой! — крикнула я, подумав, что к Шпруделю маму проводит барон.
У меня наболело на душе, и, не в силах сдержать слезы, я посвятила Адель в свои беды.
Что может быть хуже, когда не знаешь, как поступить, и не с кем посоветоваться. А сама я блуждаю, как в потемках…
В иные дни меня соблазняет перспектива выйти замуж за идиота Оскара и обрести таким образом свободу. Потом я опять начинаю сомневаться: а может, лучше генерал?.. Столица, придворные балы, высший свет, положение в обществе… И в итоге le grand inconnu…[45] Необходимость сделать выбор и… дядюшкино наследство.
А что, если его богатство — мираж, и мне достанется жалкое состояньице, и я окажусь у разбитого корыта.
Я излила душу Адели. Мы с ней были вдвоем: она, сидя на пне, рисовала, а я стояла у нее за спиной. Не оборачиваясь, она молча слушала и время от времени вздыхала.
— Посоветуй, как быть… Помоги! — взмолилась я.
— Да, в трудное попала ты положение и не по своей вине. Обстоятельства сложились так, что у тебя выработался неверный взгляд на вещи. Твоя мама, конечно, желает тебе добра, но, прости меня, она заблуждается. Отец твой тоже хочет твоего счастья, но полагает его там, где его нет. Так мне, по крайней мере, кажется. По молодости, неопытности я могу ошибаться, но я не советую тебе выходить ни за Оскара с его миллионами, ни за генерала с его высоким положением. Выскочить замуж легко, а каково всю жизнь быть несчастной… Постарайся оттянуть время… попроси маму…
— Она меня торопит, пугает, что можно упустить миллионы.
— В моем представлении, — помолчав, сказала Адель, — супружество — это союз двух любящих сердец, который зиждется на привязанности и взаимном уважении.
Долго еще говорила она в таком же духе, но проповедь ее меня не убедила. Мне претит мысль о бедности. Мама да и все кругом твердят: на свете нет ничего страшнее нужды. Без достатка, избранного общества — мне жизнь не в жизнь… Толпа, чернь, что может быть отвратительней…
Странно, Адель, такая благовоспитанная барышня, но только не чурается людей низкого звания, но, напротив, питает к ним симпатию. Я отказываюсь понимать ее… Нет, она не принадлежит к нашему кругу…
Так просидели мы с ней довольно долго, пока она не кончила рисовать. Незаметно разговор зашел о другом. У меня такое впечатление, будто мы говорим на разных языках.
Дома мама беседовала с глазу на глаз с тайным советником. При моем появлении они умолкли. Советник преувеличенно-вежливо поздоровался со мной, и любезность его простерлась настолько, что он даже рассказал мне несколько анекдотов, относящихся ко временам его наместничества.
На худой конец, уж лучше он, чем его безмозглый племянник!
28 июня
Утром опять навязался на мою голову Оскар. На прогулке мама, его дядя и барон нарочно отстали, желая оставить нас наедине. Манера изъясняться у него до того оригинальная, что, расскажи мне кто-нибудь, я бы не поверила, — но как ни прискорбно, это факт, и никуда от него не денешься.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
Графиня Козель – первый роман (в стиле «романа ужасов») из исторической «саксонской трилогии» о событиях начала XVIII века эпохи короля польского, курфюрста саксонского Августа II. Одноимённый кинофильм способствовал необыкновенной популярности романа.Юзеф Игнаций Крашевский (1812–1887) – всемирно известный польский писатель, автор остросюжетных исторических романов, которые стоят в одном ряду с произведениями Вальтера Скотта, А. Дюма и И. Лажечникова.
В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.