Дневник Серафины - [16]
— Какой я граф? С теперешним моим положением графский титул несовместим, да я и не претендую на него. Я принадлежу к числу тех, кто не властвует, а трудится ради куска хлеба.
По словам мамы, он заражен тлетворным духом демократизма. Может, она права… Но он такой красавчик, и по глазам видно, не какой-нибудь увалень неотесанный.
Только такая наивная девчонка, как я, способна увлечься первым встречным мужчиной и притом еще эмигрантом… Но, кроме него, не на ком испробовать свои чары.
Ведь он всего-навсего управляющий и не может иметь на меня виды, а я ни за что не влюблюсь в него.
Болтовня Пильской наводит меня на разные размышления… Она проговорилась как-то, что мама, когда ей было шестнадцать лет, влюбилась в гувернера. Тот отнесся к этому серьезно, и ему отказали от места. А с ее стороны это была просто шутка, невинная забава. Беда в том, что люди низкого звания принимают все за чистую монету и из-за этого получаются недоразумения. Но я-то буду осторожна и не дам себя опутать. А строить глазки можно, это никому не возбраняется.
27 апреля
Сегодня у нас обедал пан Артур… Снизошел-таки! Осмотрев имение, он объявил, что сказать ему, собственно, нечего, так как хозяйство ведется по-старинке, патриархально, и подходить к нему с современной меркой не приходится. Чтобы поправить дело, понадобятся деньги и время, и так далее, и тому подобное.
Меня все это мало трогает, зато молодой граф возбудил во мне любопытство. Он ни разу не взглянул в мою сторону. Попятно, он робеет, боится, как бы его не сочли наглецом, но чтобы хоть украдкой, искоса не бросить взгляд на такое очаровательное создание, как я…
Вид у него чопорный, надменный, настороженный, держится он независимо, словно боится, как бы его не заподозрили в фамильярности или с ним не вздумали фамильярничать. Гордец, а прикидывается этаким смиренником.
Сегодня он показался мне еще красивей, чем в тот раз. Я думала, он разучился вести себя в обществе и, имея постоянно дело с мужиками да приказчиками, утратил хорошие манеры. Но мама, которая на этот счет очень строга и требовательна, вынуждена была признать, что он хорошо воспитан и, несмотря ни на что, в нем чувствуется знатное происхождение.
Ну и пусть его красив, благовоспитан, а меня злит его холодное высокомерие. Даже разговаривая, глаз не поднимает на собеседника. Я была все время начеку, и, если бы мне удалось перехватить его взгляд, он пропал бы: я постаралась бы сделать такие же меланхолические глаза, как мама, когда она просит барона о какой-нибудь услуге. Его счастье, на этот раз он избежал опасности, посмотрим, что будет дальше… Мама при поддержке барона уломала его заняться нашим имением с условием, чтобы Морозкович к точности выполнял его указания. Итак, ему придется приезжать к нам… обедать у нас. Ничего, мы его расшевелим… Маме он понравился, значит, и она произвела на него впечатление, — иначе быть не может! — я видела, как она с ним кокетничала ради преумножения доходов от Сулимова.
28 апреля
Желанная гостья! Дорогая тетя-графиня! Между сестрами редко встретишь такую любовь! Их связывает нежная дружба, они друг друга понимают без слов, скучают в разлуке и, по крайней мере, раза два в неделю обмениваются письмами…
Тетя Мария для меня как самая близкая подруга. Ей с детских лет поверяла я свои тайны. Да, я с полным правом называю ее своей подругой — любимой подругой. К ней я отношусь с большим доверием, чем к маме.
Добрая, снисходительная, слов нет, до чего мила!
Ей в жизни повезло больше, чем маме, хотя и у нее есть свои огорчения. Муж у нее скупец и чудак: по словам Пильской, он жене предпочитает горничных. Фи, какая гадость! И сыновей отправил учиться во Львов, не позволив воспитывать их дома при матери.
Мама целиком завладела тетей и не отпускала от себя целый вечер. Устроившись в уголке, они разговаривали шепотом и никак не могли наговориться. А мне пришлось заваривать чай, чего я терпеть не могу. Обжигаю себе руки, проливаю его на скатерть, то он получается слишком слабый, то слишком крепкий. Да и к чему утруждать себя? Разливать чай — обязанность старых дев. Признаться, я вообще не люблю работать, — у меня в жизни иное предназначение.
Мама сама говорит: «От работы руки портятся, а их надобно холить».
Благодаря стараниям Пилюси теперь мои руки ничуть не хуже маминых, а у нее они чудо как хороши!..
У тети ручки тоже белые, но не такие маленькие и аристократичные. Я почти не снимаю перчаток и умываюсь как можно реже, потому что от воды портится кожа.
Мама похвалила меня за хороший вкус, умение следить за собой и, поцеловав в голову, растроганно сказала: «Ты моя радость!»
29 апреля
Я побежала к тете, когда она еще лежала в постели, чтобы всласть наговориться с ней. Благо мама по утрам долго спит. С ней не надо скрытничать, она понимает все с полуслова и побуждает к откровенности. Я излила ей душу, при этом не упуская из виду, что разговор наш может стать известен маме. Должно быть — если я, конечно, не ошибаюсь, — мама поручила ей побеседовать со мной и дать мне кое-какие наставления.
Странно, тетя тоже обмолвилась о моем будущем, о замужестве. Я сказала, что еще слишком молода и говорить об этом рано.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
Графиня Козель – первый роман (в стиле «романа ужасов») из исторической «саксонской трилогии» о событиях начала XVIII века эпохи короля польского, курфюрста саксонского Августа II. Одноимённый кинофильм способствовал необыкновенной популярности романа.Юзеф Игнаций Крашевский (1812–1887) – всемирно известный польский писатель, автор остросюжетных исторических романов, которые стоят в одном ряду с произведениями Вальтера Скотта, А. Дюма и И. Лажечникова.
В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.