Дневник секретаря Льва Толстого - [92]

Между прочим, за обедом Софья Андреевна рассказывала о своем столкновении с покойным Победоносцевым, когда она ездила к нему ходатайствовать о разрешении издания «Полного собрания сочинений Толстого». Победоносцев говорил ей: «Я, графиня, в вашем муже ума не признаю: ум – гармония, а у него всё углы». Тогда

Софья Андреевна возразила: «Позвольте в таком случае, Константин Петрович, напомнить вам изречение Шопенгауэра: “Ум – это фонарь, который человек несет перед собой, а гений – это солнце, освещающее всю вселенную”».

– Ну, этак-то уж не годится говорить, – вставил в этом месте рассказа Л.Н.

– Отчего? – возразила Софья Андреевна. – Я просто оскорбилась за своего мужа.

Она добавила при этом, что издания Победоносцев ей все-таки не разрешил.

После обеда и кофе Л.Н. некоторое время занимался у себя в кабинете. Короленко разговаривал с Софьей Андреевной.

Подали чай. Вышел Л.Н. Собрались все, в том числе вызванный из Телятинок Гольденвейзер, и снова завязался оживленный разговор. Короленко оказался очень разговорчивым вообще и, кроме того, прекрасным рассказчиком. Материал для рассказов в изобилии давали ему воспоминания его богатой событиями жизни. Куда ни забрасывала его судьба! То он в ссылке в Пермской губернии, то «послан дальше» – в Якутскую область, то он в Америке, на выставке в Чикаго, то в Лондоне, то, с тросточкой в руках, пешком, с одним «товарищем» (Короленко всё говорит: «с товарищем, мои товарищи», что отчасти рисует его мировоззрение) бродит по России, по самым глухим ее уголкам, монастырям, среди сектантов и т. д.

Л.Н. с особенным интересом слушал рассказ Короленко о том, как он видел Генри Джорджа. Это было на выставке в Чикаго. Устраивались всевозможные конференции, и вот одна из них была конференция Генри Джорджа – о едином налоге. Происходило это в огромном помещении, была масса публики. Джордж? Да, он был уже седой старик. И вот во время чтения один человек из публики задает вопрос: «Скажите, пожалуйста, как вы смотрите на вопрос о том, допускать или не допускать китайских рабочих в Америку?» (Л.Н.: «Да ну, и что же он?») Джорджу, видимо, вопрос этот был неприятен, и ему не хотелось отвечать. Но потом он обращается к тому, кто спрашивал, и говорит: «Хотя это к делу и не относится, но если вы хотите знать мое личное мнение, то я думаю, что наплыв китайцев в Америку следует регулировать…» (Л.Н.: «Эх, не ожидал!») Тогда вскакивают трое – последователи Генри Джорджа: «Учитель, мы не согласны!» (Л.Н.: «Молодцы!») И начинают доказывать противоречие только что сказанного Генри Джорджем с его теорией, которая имеет универсальное значение и которую он недостаточно ценит… (Л.Н.: «Прекрасно!»).

К сожалению, Владимир Галактионович не помнил или ему было неясно, как он сказал, что ответил своим ученикам Джордж и как он отнесся к их выступлению. Л.Н. это очень интересовало.

– Наверное, согласился! – говорил он. – Это был религиозный, истинно гуманный, свободный человек, и потому это меня удивляет…

Приведу еще рассказ Короленко о том, как он ходил на открытие мощей Серафима Саровского.

– Так как ехал царь, то со всех деревень набрали мужиков охранников и расставили по всей дороге. Мы шли вдвоем с товарищем. Подходим к нескольким таким охранникам. Поздоровались. «Что вы здесь делаете?» – спрашиваем. «Караулим царя». – «Да что же его караулить?» – «Его извести хотят». – «Кто же?» – «Да скорей вот такие же, как вы, картузники!» А я заметил, что на одном из мужиков тоже был картуз, и с козырьком, разорванным пополам. Я ему и говорю: «Да ведь на тебе тоже картуз, да у меня еще с одним козырьком, а у тебя ведь с двумя!» Так шуткой всё кончилось, стали смеяться…

Какое же у них представление о том, кто хочет извести царя? По их мнению, по России ходят студенты с иконой и всё добиваются, чтобы царь приложился к иконе. Раз он было чуть не приложился и уже перекрестился, да батюшка Иван Кронштадтский говорит: «Стой! Солдат, пали в икону!» Солдат взял ружье, хотел палить, вдруг из-за иконы выскочил татарин… Я говорю мужикам: «Что вы, какой татарин?» Но они объясняют, что татарин с двумя ножами, в той и в другой руке; его студенты посадили в икону: как царь стал бы прикладываться, он бы его так с обеих сторон ножами и убил бы. Я тогда и говорю своему товарищу, – добавил Короленко, – о каких мы говорим конституциях, о каких реформах, когда в народе такая темнота?..

– Совершенно верно! – вставил Лев Львович и добавил что-то о невежественности народа и о недоступности для его сознания всякого просвещения, которого ему и не нужно.

– Я с вами не согласен, – степенно возразил Короленко. – Я тогда привел своему товарищу одно сравнение и позволю себе и здесь его привести. Когда идет маленький дождик, и вы идете под ним, то это ничего, но если вы станете под водосточную трубу, вас всего обольет. Так и здесь: ведь собрался в одно место со всех концов самый суеверный люд… Ведь все эти места – это сброд всякого, самого нелепого суеверия!..

– Совершенно верно! – проговорил Л.Н.

Рассказывал еще Короленко очень подробно о том, как он выступал защитником по обвинению вотяков в принесении богам человеческих жертв, около пятнадцати лет тому назад