Дневник секретаря Льва Толстого - [115]
Л.Н. оживленно расспрашивал меня о поездке, о реферате, о встречах, о времяпровождении. Сам рассказывал о полученных в мое отсутствие книгах, об интересных письмах и о посетителях.
– Был Новиков, крестьянин. Вы слышали о нем? Ах, какой умница! Я жалею, что вы не познакомились с ним.
Говорил о книге Николаева «Понятие о Боге как совершенной основе жизни»:
– Эта работа замечательна чрезвычайной добросовестностью. Он не оставил ни одного авторитета по каждому вопросу, чтобы не указать на него, не объяснить его взгляд и не определить своего отношения к нему. Удивительно добросовестная работа! И вместе с тем чрезвычайная ясность! Он четырнадцать лет над ней работал. И, разумеется, – с грустью добавил Л.Н., – о ней никто не будет говорить и никто не будет ее читать…
Надо сказать, что книга П.П.Николаева написана под очевидным и сильным влиянием Толстого. Когда по поводу какого-то места в книге я сказал ему об этом, он улыбнулся:
– Да, я всё забываю, что я писал, и потом мне приятно узнавать…
– Были в театре? – спрашивал меня Л.Н., сидя за шахматами с Радынским. – Я читал «Братьев Карамазовых», вот что ставят в «Художественном театре». Как это нехудожественно! Прямо нехудожественно. Действующие лица делают как раз не то, что должны делать. Так что становится даже пошлым: читаешь и наперед знаешь, что они будут делать как раз не то, что должны, чего ждешь. Удивительно нехудожественно! И все говорят одним и тем же языком… И это наименее драматично, наименее пригодно к сценической постановке. Есть отдельные места, хорошие. Как поучения этого старца, Зосимы… Очень глубокие. Но неестественно, что кто-то об этом рассказывает. Ну, конечно, Великий инквизитор… Я читал только первый том, второго не читал.
Спрашивал:
– Были у Ивана Ивановича (Горбунова. – В.Б.)1 Он всё печатает листки о пьянстве… Я вспомнил того мужичка, – помните, мы ехали? Вот бы написать! Да только это будет уже в пользу пьянства. Удивительно милый был!..
Л.Н. припомнил мужичка, встреченного однажды нами во время верховой прогулки. Он ехал из города, где продавал овес, и был заметно навеселе. Неестественный румянец во всё лицо и мутные глаза выдавали его. Л.Н. поехал рядом с его телегой и стал добродушно выговаривать ему за пьянство.
– Ведь вот приедешь домой, баба бить будет! – говорил он. – Ведь будет?
– Будет… обязательно будет! – подтверждал мужичок.
В конце концов он согласился с Толстым, что пить совсем нехорошо: и грешно и невыгодно.
Л.Н. потом всё повторял:
– Как же не любить пьяных! Не совсем пьяных, а так, немного…
Между прочим, спросил меня:
– Ваша матушка уехала?
– Да, она благодарит вас за привет, который вы ей со мной послали, она была очень рада…
– Как же, да она близка мне по вас!.. Что ж, значит, Москва – живая?
– Нет, Лев Николаевич, пустая! Я насилу прожил там эту неделю. Эта суета… Театры, так, для развлечения праздных людей. Что ж, лекции?.. Так о «606» и в этом роде…*
Л.Н. сочувственно кивал головой.
Софья Андреевна не сразу поняла меня:
– Как, пустая?! – спросила она. – Народу мало?..
В разговоре Л.Н. вспомнил еще «о тех, что чистят… неприличное место»:
– Разговаривал с ним, и он оказался таким хорошим!..
Был сегодня такой живой – духовно. Удивительно, что совсем не замечаешь его старости.
Оставил меня и Радынского ночевать.
– Внизу хватит места. Ведь вам ничего не нужно. Вы сами всё сделаете так, чтоб не беспокоить прислугу. Чтоб ночевать не как «настоящим господам»: чтоб две простыни были… Вам не нужно ведь? Чтоб не по-барски, не как господам.
26 октября
Отправившись в Ясную, я встретил Л.Н. уже на крыльце, когда он собирался ехать верхом. Он сказал мне:
– Я вам просил передать письмо с ужасным содержанием. Он мне писал, и мы ему отвечали. Он занимается тайным пороком и моим ответом недоволен, говорит, что всё это он знает… Вы прочтите, ужас что такое!.. И называет ряд лиц, какой-то сенатор… Я не знаю, вы прочтите. Я думаю, что надо написать ему, что если он обвиняет, то должен представить какие-нибудь доказательства. Ужасно! А между тем это очень интересно. Мы потом посоветуемся с вами…
Посоветоваться об этом письме мы потом не успели…
Я принес Л.Н. письмо от Черткова, деловое. Давая его мне, Владимир Григорьевич предупредил, что оно не конфиденциальное. Вопрос касался книги Николаева, о которой Чертков писал, что она представляет собой
В Москве 1910 года было 606 ресторанов и трактиров.
переложение взглядов Толстого, и унитарианского вероисповедания, которым на днях, в разговоре, интересовался Л.Н. Он находил, что унитарианцы, подобно другим христианским сектам этого рода, как баптисты, малёванцы[49], не доводят свой рационализм до конца.
Софья Андреевна, узнав, что я принес письмо от Черткова, стала просить Л.Н. передать ей его содержание. Он ответил, что письмо делового характера, но что по принципиальным соображениям он не может дать ей его для прочтения.
– Всё хорошо, что он пишет, – сказал мне Л.Н., возвратившись с прогулки. – И о Николаеве хорошо, и о другом…
Л.Н. говорил это в «ремингтонной». Он, должно быть, устал от верховой езды, потому что шел тихо и сгорбившись. Затем он прошел к себе в спальню и затворил за собой дверь.
Художественно-документальные повести сборника посвящены событиям Великой Отечественной войны. О трагических лете и осени 1941 года, когда кадровым зенитчикам приходилось отражать атаки танков врага, рассказывает бывший наводчик орудия П. Чернов. Малоизвестные факты героических дел авиаполка воздушной разведки Резерва Главного Командования приводятся в воспоминаниях Л. Машталера. Тема человеческой судьбы в годы войны представлена в автобиографической повести А. Петрова о молодом разведчике, который потерял в бою обе руки и должен найти в себе силы, чтобы жить и быть нужным людям.
В. Ф. Булгаков (1886–1966) был секретарем Л. Н. Толстого в последний год его жизни (1910). Книга представляет собой дневник В. Ф. Булгакова, который он вел все эго время, и содержит подробное и объективное описание духовных исканий Л. Н. Толстого этого периода, изображение драматических событий последнего года жизни писателя.
Воспоминания В.Ф.Булгакова, секретаря Л.Н.Толстого в 1910 г. написаны в 1946-1961 гг. Этот объемный труд (26 частей) публикуется впервые. В нем прослежен весь жизненный путь выдающегося деятеля культуры, литератора В.Ф.Булгакова, включая описание его детства в Сибири, учебы в Московском университете, жизни в Ясной Поляне в последний год жизни Толстого, работы хранителем Толстовского музея, общения с семьей великого писателя и его последователями, высылки из Советской России на «философском пароходе» в 1922 г., жизни в эмиграции, создании им Русского музея в Праге, пребывании в гитлеровских концлагерях, возвращении в 1948 г.
В этом издании представлены: философская работа В. Ф. Булгакова «В споре с Толстым: На весах жизни», написанная в 1932–1964 годах, полная переписка автора с Л. Н. Толстым и С. А. Толстой и письма канадских духоборцев к В. Ф. Булгакову. Значительная часть этого уникального материала (кроме писем Л. Н. Толстого и С. А. Толстой к Булгакову) публикуется впервые. Особый интерес вызывает многолетняя полемика Булгакова с Толстым, обостряющаяся во время его высылки из России в 1923 г. в Прагу, а также по возвращении в Советский Союз в 1948 г.
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.