Дневник русского украинца - [27]
И потому реакция нового украинского правительства на неповиновение Севастополя удивляет. Ведь предать можно лишь то, чему был верен.
Три месяца Евромайдана я метался между Киевом и Севастополем. Видел разные города, разных людей. Их отличало многое, но прежде всего ощущение причастности. В столице горели событиями в стране всем сердцем, всей душою, а в Севастополе жили так, будто происходящее их не касалось.
Но 23 февраля всё изменилось. На массовом 30‑тысячном митинге на центральной городской площади Нахимова я увидел других севастопольцев: решительных, волевых, патриотичных, готовых действовать. Они вышли не только ради протеста против пикирующей экономики и унизительной диктатуры, но прежде всего они вышли, чтобы определиться: кто они, твари дрожащие или право имеющие. Право на жизнь. Право на уважение. Право на бытие самим собой. И отсутствие украинских флагов на площади Нахимова – идентификация скорее культурная, нежели государственная.
В Киеве севастопольские события назвали сепаратизмом. Хотя происходящее отличалось от Евромайдана лишь вывеской. Ведь действовали севастопольцы точно так, как их научили в Киеве.
Для начала выбрали своего мэра. «Вы за Алексея Чалого?» – спросили людей на площади. И те ответили: «Да!». А после начали активизировать организованные ранее отряды самообороны и ставить вокруг города блокпосты.
Характеризуя Алексея Чалого, сына учёного, внука командующего Черноморской эскадрой, одни говорят – «крепкий хозяйственник», другие – «косит под Стива Джобса». Правы все. Происходящее в Раде Алексей Михайлович назвал «флудом», а бизнес создал работающий, эффективный.
Не случайно своё последнее обращение, в котором он призвал севастопольцев трудиться и сохранять спокойствие, Чалый подписал как «начальник управления по вопросам жизнеобеспечения».
Начальник первым делом переподчинил городу «Беркут». И побеседовал с украинским адмиралом Юрием Ильиным, причем так, что того госпитализировали с сердечным приступом.
Работы предстоит много. Для начала необходимо собрать деньги. Ведь на митинге Севастополь отказался платить налоги Киеву, следовательно, обратный поток также невозможен. Открыты счета для помощи городу. На данный момент «удалось мобилизовать денежные средства в размере 100 миллионов гривен». И это главное достижение и задача на сегодня.
Всё это происходит в условиях, когда на один квадратный сантиметр правды давит 16 тонн лжи, и сохранять спокойствие действительно сложно. То говорят о российских войсках, то об активистах «Правого сектора», но больше всего – о русской революции в Севастополе. Мол, гордимся, восхищаемся, верим.
В революционной пропаганде по обыкновению особенно усердствуют российские политики, культурные и общественные деятели. Те, которые преимущественно либо не доехали до Украины, либо заехали всего на час. Раздайте автоматы, введите войска, кричат они. И обвиняют севастопольцев в мягкости: почему не идут в атаку? Эти подстрекатели, горлопаны и провокаторы, сбежавшиеся на третью севастопольскую оборону, как пенсионеры на полки с уцененным товаром, собственно, и есть главные враги нормальной жизнедеятельности города.
Своими безответственными, популистскими заявлениями они только дестабилизируют обстановку, усиливают раскол, протягивая алчно трясущиеся, сальные ручонки к Севастополю.
С другой стороны – украинские наблюдатели, патриоты, бьющиеся в истерике, «потеряли город», «утратили целостность Украины», бредящие фразами «севастопольцы – пешки в российской игре». Эти адепты двойных стандартов боятся, что кто-то начнёт действовать их методами, озвучит иную, отличную от их, правду. Ведь им можно – другим нельзя. Убийственная логика титульной нации, на которую нынче ощетинившаяся автоматами, вспыхивающая «коктейлями Молотова» мода.
Никакой революции в Севастополе нет. И отделения от Украины, присоединения к России тоже нет. Пока нет. Это надо понять. Принять. И запомнить. На данный момент. Потому что горячих голов из касты «ломать – не строить», конечно, хватает, но их не большинство. Ведь против экономики и географии, что называется, не попрёшь.
Говорить о революции хорошо, сладко, когда на полках магазинов ещё есть продукты, когда выплачивают пенсии и зарплаты, когда не прессуют москвичи, когда нет угрозы терроризма, когда не перекрыто единственное железнодорожное сообщение города. Тогда можно потешить себя иллюзиями, используя их в качестве приятного стимулятора для подкожных имперских амбиций.
Вопрос в том, насколько долго способен ты говорить. Валуев и Жириновский уедут, а севастопольцы останутся. Один на один со своими проблемами, один на один с Украиной. Вдалеке от России, так и не сделавшей главного официального заявления относительно статуса и претензий Севастополя, в котором цветы носят и к памятнику Пушкину, и к памятнику Шевченко.
Город-то русский, но уважение, гражданскую позицию никто не отменял. И не отменит. Сколько бэтээров и «поездов дружбы» ни снаряжай.
В Севастополе ныне есть здоровый патриотизм и желание работать. Есть силы убедить и российских, и украинских товарищей в том, что город имеет право на свою самоидентификацию, на свою историю, на то, чтобы его (обратное тоже верно) уважали.
«Книга Греха» — дебютный роман молодого, но уже известного прозаика Платона Беседина, чей яркий авторский стиль с его отточенной лаконичностью и сочной образностью поистине уникален. История, которую он рассказывает, одновременно жесткая и романтичная, остросоциальная и отчасти детективная. Герой романа, погружается на самое дно ада, чтобы попрать его внутри самого себя. Он желает участвовать в истории, поэтому состоит в тоталитарной секте и националистической партии. Он изменяет жизни людей, взрывает бомбы, громит старые порядки и, взрослея, ищет себя в мире успешных ловцов удачи.
Цикл миниатюрных рассказов. Платон Беседин с миниатюрами «Зёрна» стал финалистом премии «Независимой газетой» «Нонконформизм-поступок».
«Учитель» – новое призведение одного из самых ярких писателей Крыма Платона Беседина, серьезная заявка на большой украинский роман, первое литературное исследование независимой Украины от краха СССР до Евромайдана. Двадцать три года, десятки городов, множество судеб, панорама жизни страны, героя на фоне масштабных перемен.«Учитель», том 1 – это история любви, история взросления подростка в Крыму конца девяностых – начала двухтысячных. Роман отражает реальные проблемы полуострова, обнажая непростые отношения татар, русских и украинцев, во многом объясняя причины крымских событий 2014 года.
«Толстые дети – самые несчастные. Я был одним из них: жирным и краснощеким, со школьной кличкой Жиртрест, охами и ахами взрослых, ухмылками девочек и астматической одышкой – собственно, из-за всего этого я и объявил голодовку.Я перестал есть, когда мне исполнилось тринадцать. Еда стала моим главным врагом, на борьбу с которым шли все мои силы. Ненависть к пище была во мне так сильна, что хотелось сжечь все продуктовые магазины разом…».
В романе «Дети декабря» войны и конфликты исследуются на разных уровнях. На первом плане – кипящие события в России и на Украине: Евромайдан, Крымская весна, бои на Донбассе, тесно переплетенные со всей русской историей. Однако это лишь видимый пласт. Важнее то, что стоит за этим. То, что внутри. То, о чем вам никогда не расскажут в телеэфирах. О скрытой стороне войн и конфликтов, об изломанных судьбах людей и семей Платон Беседин говорит без ложного пафоса, открыто и честно, как только и должно говорить русскому писателю. Главные герои романа – те, кто оказался посередине, то есть, по большей части, все мы.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?