Дневник путешествия в Лиссабон - [35]

Наши женщины, которые утром стали было выползать из своих нор, опять удалились в каюту и залегли в постель, и весь день я их не слышал, а со слов капитана утешался лишь тем, что иногда зыбь бывает намного сильнее. Он разговорился сверх обычного и поведал мне о таких злоключениях, случившихся с ним за сорок шесть лет в море, что и очень смелого человека могли удержать даже от короткого плавания. Будь эти истории широко известны, наши почтенные матроны, возможно, поостереглись бы отпускать своих нежных отпрысков в море, и тогда наш флот потерял бы немало молодых командиров, которые в двадцать два года разбираются в морских делах лучше, чем настоящие опытные моряки в шестьдесят.

Особенно поразительно это может показаться потому, что образование они получили примерно одинаковое; ни тот, ни другой не испытал своего мужества, читая описание бури у Вергилия, который писал вдохновенно, однако сомневаюсь, что наш капитан не превосходил его в этом смысле.

К вечеру ветер, который не переставал дуть с северо-запада, опять посвежел, да так сильно, что мыс Финистер по сегодняшним наблюдениям как будто сдвинулся на несколько миль к югу. Теперь мы действительно шли или, вернее, летели под парусами, делая чуть ли не десять узлов в час; капитан в своем неистребимом благодушии объявил, что в следующее воскресенье пойдет в церковь в Лиссабоне, потому что ветер не подведет, и на этот раз все мы твердо ему поверили. Но факты опять ему противоречили: вечером снова наступил штиль.

Но тут, хотя путь наш замедлялся, мы были вознаграждены такой сценой, какой и не увидишь, не побывав в море, и не представишь себе ничего подобного ей на берегу. Мы сидели на палубе, и женщины с нами, в самый тихий вечер, какой только можно вообразить. Ни облачка не было в небе, все наше внимание поглотило солнце. Оно садилось в неописуемом великолепии, и пока горизонт еще сверкал его славой, глаза наши обратились в другую сторону и увидели луну, которая как раз была полной и поднималась, являя собой второе, что показал нам творимый мир. По сравнению с этим мишурный блеск театров или роскошь королевского двора даже детям показались бы неинтересными.

Мы ушли с палубы лишь поздно вечером, так приятна была погода и так было тепло, что даже мои застарелые недуги почувствовали перемену климата. Зыбь, правда, еще продолжалась, но это было ничто по сравнению с тем, что мы уже перенесли, и чувствовалась она на палубе гораздо меньше, чем в каюте.

Пятница. Штиль продолжался, пока не поднялось солнце, а тут поднялся и ветер, но, на наше горе, дул он с неудобной для нас стороны: он дул с Ю-Ю-В, это был тот самый ветер, которого Юнона просила бы у Эола, если бы Эней, находясь в наших широтах, держал путь в Лиссабон.

Капитан принял самый меланхоличный вид и опять выразил уверенность, что заколдован. Он весьма торжественно заявил, что дело идет хуже и хуже, потому что ветер с носа – это хуже, чем полное безветрие. Если бы мы пошли тем курсом, какой этот ветер подсказывал нам, мы двинулись бы прямо в Ньюфаундленд, не уткнись мы прежде в Ирландию. Избежать этого можно было двумя путями: во-первых, зайти в какой-нибудь порт в Галисии,[106] а во-вторых, подвигаться к западу, по возможности не пользуясь парусами; вот этот второй путь наш капитан и выбрал.

Что до нас, несчастных пассажиров, мы были бы рады любому порту. У нас кончились не только свежие припасы, если не считать изрядного количества старых уток и кур, но даже и свежий хлеб, остались только морские сухари, а их я не мог разгрызть. Вот таким образом впервые в жизни я узнал, что значит остаться без куска хлеба.

Ветер, однако, оказался не таким злодеем, как мы опасались: он остывал вместе с солнцем, смягчился с приближением луны и опять стал для нас благоприятным, хотя дул так нежно, что по наблюдению следующего дня мы оказались чуть южнее мыса Финистер. Нынче вечером в шесть часов он, весь день такой мирный, резко усилился и, сохраняя нужное нам направление, погнал вперед по семь узлов в час.

Сегодня мы видели парус, единственный, как мне сказали, за весь переход по заливу. Я упоминаю об этом потому, что одна вещь мне показалась немного странной: хотя парус был так далеко, что я мог только сказать, что это корабль, матросы каким-то образом определили, что это бриг и что он идет в какой-то порт в Галисии.

Воскресенье. После молитв, которые добрый наш капитан прочитал на палубе явственно слышным голосом, мы оказались на 42^oшироты, и капитан объявил, что ужинать мы будем в виду Опорто. Ветра у нас в тот день было маловато, но так как дул он для нас как по заказу, мы возместили этот недостаток парусами, подняли все до последнего лоскута. Делали мы всего четыре мили в час, но таким беспокойным аллюром, все время переваливаясь с борта на борт, что я настрадался за все путешествие. Растряс все мои потроха. А день был ясный, безмятежный, и капитан, очень довольный жизнью, твердил, что не запомнит такого приятного дня в море.

Ветер дул так весело, что всю ночь мы делали по шесть с лишним узлов в час.

Понедельник. Утром наш капитан решил, что мы достигли широты 40