Дневник. Продолжение - [18]

Шрифт
Интервал

и маленькой подкованной блохой.

18 н о я б р я

ОБРАЩЕНИЕ

У меня под окном – я с тобою не меряюсь – сад!
Закисаешь везде. На земле уже скоро не хватит
уголков для тебя – пересчитаны списки услад.
Не поможет ещё, раз нутро оторочено ватой.
Только боль оживит. Я видала на пальчике след.
Ах, как радуюсь им, не любимым – и боли, и крови...
А продолжишь считать («ах, везёт!»), задержись на числе
предпоследнем... С последним – закроют.

18 н о я б р я

«А тяготы, отче, не груз, а всё, что имели...»

Отцу Георгию Белькинду

А тяготы, отче, не груз, а всё, что имели.
Натруженных косточек хруст,
положенный поверху руст...
На сердце – что мелем.
Что мелем, то выплачем. Бог Один и свидетель.
Долг так и не выплачен. Плач почти что свирельный.
Свирель ли, слеза ли – одно, как есть, подношенье.
Слова-то – связали: на дно с такими на шее...

18 н о я б р я

НОЯБРЬ 2010

Е.А.

1

Пересекаешь вплавь, что кораблю по чину.
Но над тобой Господь, и на тебе почиет
послушника клеймо.
И морем дальше плыть лишь одному по силам.
«Подай на жизнь!» – тебя не раз сама просила —
ты вынимал клинок.
Был как клинок ответ, а обладатель воин.
И каждый примерял себе, и был не волен —
уж очень остр металл.
Добыть, и закалить, и заточить, по слову.
Лишь веря и любя – и никаких условий.
Утробой не мечтать.
Но в море и один – пловец. Среди сограждан
потомственный рыбарь.
И надобно кому, тот, если сердце жаждет —
от остова ребра.

2

Я вижу – нелегко питать голодных млеком.
Им подавай на зуб.
Им подавай – игру, испытанное Lego,
им не с руки на суд.
Но делатель монах, над ним иная воля —
он пашет и печёт,
и миру отдаёт, и хлеб его намолен.
Не говорю – почём.
Но в море и один – пловец, среди сограждан
потомственный рыбарь.
И надобно кому, тот, если сердце жаждет —
от остова ребра.

18, 19 н о я б р я

ВОЗВРАЩАЯСЬ

И за то, что с язвою мне принёс ладонь —

Эту руку – сразу бы за тебя в огонь!

М. Цветаева
Остановка в пути и, как водится, время не ждёт.
Тем несноснее здесь в ноябре в предвкушенье снегов,
станет где снегопад захудалый холодным дождём
и заставит гадать и до утренних ждать синяков —
что потом? Под глазами круги и круги...
И никак не усну и всё думаю: «Выдержит друг?»,
и опять не дождусь подношенья от слабой руки,
и в огнище не быть. Всё тебе отпускается с рук.
Хоть гореть в самый раз. Не помеха ненастье огню.
Убегаешь. А жизни – на миг, и раздвинуть нельзя.
Подойди в ноябре к отворённому настежь окну!
В слабом сердце ни зги. За окошком родная земля
в ноябре и в пути. Ненадёжен осенний покров,
что не надолго. Сыро и пасмурно. Язва и боль.
Разведи костерок и согрей охлаждённую кровь,
живота не жалея, сгорая. И я – за тобой.

20, 21 н о я б р я

«Жизнь в минусе. Отвечу за язык...»

Жизнь в минусе. Отвечу за язык.
Живём по воле Господа покуда.
Опасно заплывая за азы,
как за буйки – гуляет барракуда.
Гуляет некто, кто давно горазд
на измышленья – не входи ни в долю.
Он выдаст и побольше на-гора,
чем думается... Не пускай на волю
души. Живя по милости Творца,
учись смотреть. Смотри, приятель, в оба.
И прямо. А приладишься с торца
заглядывать и – с головою – в омут.

22 н о я б р я

«Жизнь в минусе – вернёмся к ноябрю...»

Жизнь в минусе – вернёмся к ноябрю.
Пробрал насквозь – ну, до костей, положим.
Откупорим бутылку (но не брют!)
шампанского иль перечтём... Положен
французский автор, скрипка, клавесин...
Но дудки! – дальше автора навряд ли.
Ноябрь оставил крылышки без сил
и поменял окрестные наряды...
Жизнь в минусе. Возможно, будет плюс.
Возможно. Я затею хлеб да кашу.
И кажется в ноябрьский полдень – сплю...
чего и сновиденье не докажет.

22 н о я б р я

«Зашло за ноль, под ноль...»

Зашло за ноль, под ноль... ну как сказать?
Как посмотреть. Как смотрят по старинке
по всплеску ртутных столбиков? В глазах
то так, то так... Подольше постоимте
у градусника... Может, подрастёт
полоска... Жар сердец чего-то стоит.
Под снегом лапы ёлочек-растрёп,
продрог каштан – в снегу южанин-стоик.
И мы – мы смотрим – двинется куда?
И знаем, что термометр не порука.
Светило поглядит из закута
и спрячется. Иначе – не по-русски.
Недолго нам поглядывать на ртуть.
В обрез осталось времени на полке.
Мгновенья, как окошки паспарту,
и каждое – ещё – дано – наполнить.

22 н о я б р я

С ЛЮБОВЬЮ

1

Жалость жалит жилы жизни...

Я плачу, как в лесу, и ты меня не слышишь.
Подобно колесу, ускорившему слишком
движение – с тобой, сцепившись, воду льём
на мельницу потерь и снова к сердцу льнём
друг друга. Не про нас учёными мужами
всё понято – не их со-знание ужалит.
Сего не избегут ни тело, ни душа...
И будут с жалом жить, со-чувствием дыша.

22, 23 н о я б р я

2

...а мы с тобой вдвоём

Предполагаем жить... И глядь – как раз – умрём.

А. Пушкин
Никто не может так легко построить домик.
Никто не сможет в такт открыть старинный томик...
А мы с тобой – вдвоём.
Вдвоём – не то что врозь: подвинуть можно гору.
Шагай туда-сюда, но дальше – ни ногою.
Всё в домике твоём.
В твоём хозяйстве брешь я залатать хотела б,
и нету на веку моём другого дела.
Другое что – другим.
И если бы слегка тебя качнуть направо,
увидел бы, почём взята тобой оправа —
расходятся круги...
Круги уходят – знать, покуда не удавка.
А в правой стороне не больно от удара —
попробовать не страх.
Но страх древнее нас – его сильно пожатье.

Еще от автора Наталья Александровна Загвоздина
Дневник

Наталья Загвоздина искусствовед, много лет проработала в музеях Москвы и подмосковном Абрамцеве. Стихи пишет давно. Лауреат литературного конкурса «Живое о живом» (Дом-музей Марины Цветаевой, 2002).«Дневник» – первая книга стихотворений – и по сути, и по форме подлинно дневник, свод поэтических признаний автора. Раздумья дня сегодняшнего перетекают в прошлое, воспоминания проецируются на реальность, рождая сложную образность, полную явных и потаённых смыслов: «То время, не ведая нас, течёт непрерывным потоком.


Рекомендуем почитать
Ямбы и блямбы

Новая книга стихов большого и всегда современного поэта, составленная им самим накануне некруглого юбилея – 77-летия. Под этими нависающими над Андреем Вознесенским «двумя топорами» собраны, возможно, самые пронзительные строки нескольких последних лет – от «дай секунду мне без обезболивающего» до «нельзя вернуть любовь и жизнь, но я артист. Я повторю».


Послания

Книгу «Послания» поэт составил сам, как бы предъявляя читателю творческий отчет к собственному 60-летию. Отчет вынужденно не полон – кроме стихов (даже в этот том вошло лишь избранное из многих книг), Бахыт Кенжеев написал несколько романов и множество эссе. Но портрет поэта, встающий со страниц «Посланий», вполне отчетлив: яркий талант, жизнелюб, оптимист, философ, гражданин мира. Кстати, Бахыт в переводе с казахского – счастливый.


Накануне не знаю чего

Творчество Ларисы Миллер хорошо знакомо читателям. Язык ее поэзии – чистый, песенный, полифоничный, недаром немало стихотворений положено на музыку. Словно в калейдоскопе сменяются поэтические картинки, наполненные непосредственным чувством, восторгом и благодарностью за ощущение новизны и неповторимости каждого мгновения жизни.В новую книгу Ларисы Миллер вошли стихи, ранее публиковавшиеся только в периодических изданиях.


Тьмать

В новую книгу «Тьмать» вошли произведения мэтра и новатора поэзии, созданные им за более чем полувековое творчество: от первых самых известных стихов, звучавших у памятника Маяковскому, до поэм, написанных совсем недавно. Отдельные из них впервые публикуются в этом поэтическом сборнике. В книге также представлены знаменитые видеомы мастера. По словам самого А.А.Вознесенского, это его «лучшая книга».