Дневник. Продолжение - [19]

Всего ж сильней посев Христов, Господня жатва.

А наша жизнь – пестра.

И наша смерть быстра.

22, 23 н о я б р я

«Я И САМ АРИОН...». ПОСВЯЩЕНИЕ

Назвавшийся – велик и храбр иль безрассуден.

Ему готов корабль. Вступившему на судно

одна судьба – пребыть Поэтом и – в волну,

не зная, что потом. Как воин на войну.

А Классик не даёт покоя – и понятно.

Недаром много лет, как книжечка помята

читателем младым и старцем с серебром...

Но плыть-то – одному. Опасен перебор.

Но жизнь даёт урок и вопрошает: «Ну-ка?»

И уж тогда не быть, кем нарекался – мука

особенная, друг. Дай Бог тебе спасенья!

Одно известно: жнёшь, что сам же и посеял.

23, 24 н о я б р я

«Уже маячат Киева кресты...»

Уже маячат Киева кресты

и грезится течение Днепрово,

деревьев оголённые крестцы,

и даже выхожу к нему на провод.

И слушаю, и медленная речь,

с моим соединившаяся слухом,

течёт, как продолжают воды течь

Купели, – не сошедшихся заслуга,

а милость Вседержителя. На Русь

спустился Дух.

Каким сегодня дышим,

засовывая голову в нору

и поднимая туловище выше?

24 н о я б р я

«Который день не пишется письмо...»

Который день не пишется письмо,

и загибаю пальцы друг за другом...

Завязываю весточки тесьмой —

ах, время! – как собрание упруго!

Письмо не пишется, хоть тресни.

                                            Перечту,

что было и закончилось неслышно.

Плыву то по реке, то по ручью,

то по морю – а заплыла не слишком.

Переплыви великий океан

попробуй! – всё окажешься у края,

и пёрышко как ты ни окунай —

волна дала – волна сама украла...

Прилив, отлив... Качаясь на волне,

плывёшь то на маяк, то поневоле...

А волны всё свободней, всё вольней

движение... И... утонуть не больно.

Который день не пишется письмо...

26, 27 н о я б р я

Р. РАХМАТУЛЛИНУ. ГОЛОС

Здесь место эпитафии. Итог.

Так речь плотна, что не вмещает знака

извне. И молча слушатель исторг

согласие, и сдал без боя знамя.

Певец – один. Как до́лжно, как велит

на-званье, нареченье. Тот, кто слышит,

без торга отзывается – велик

союз во имя и не может «слишком»

возвыситься. Здесь измеренью нет

подобия – на то иная мера.

Где сердце нерастраченное недр

стучит, там говорят единой верой.

26, 27 н о я б р я

С НАТУРЫ

Закат – как птичья грудка нежно-ал

и вспыхивает всполохом... Поближе

рябиновый атолл – не поклевал

его пернатый род, и рыбий... Лижет

огонь зари святые небеса.

Миг взвешивает краски на весах.

Пожар. Горим! Но всё бледнее, тише...

Грубы для ювелира пассатижи —

Вселенной инструмент годится всяк.

Кончается ноябрь... как есть босяк.

27 н о я б р я

К РАССТАВАНИЮ

Ни снега, ни тепла – ноябрь прошёл по весям.

Того гляди вручит владенья декабрю.

Где декораций склад, куда костюм повешен,

признается ль тогда пришельцу-дикарю

(без грелки и манер)? Уж тот возьмёт за горло.

И будем вспоминать ещё: «ноябрь, ноябрь...» —

чуть теплится его свеча, слегка прогоркло

дыхание земли, поставленной в наряд

без отдыха и сна. А нам – одни поблажки.

Где б ни были – за тем и ходим по пятам...

И даже под ногой клочок кленовой плашки

на радость – вместе с ним гуляем по путям...

27 н о я б р я

«Так грустно, как на дне...»

Так грустно, как на дне

                                     колодца.

Только звёзды открыты очесам.

И нечем в темноте как будто уколоться,

и солнце – по часам.

Вот так, глаза в глаза, проходит жизнь —

на запад направлены лучи.

Там, в девственной тиши,

с тобою жить нам завтра – обещаны ключи.

27 н о я б р я

«Забраться б в прошлое, как в зыбку...»

Забраться б в прошлое, как в зыбку,

и забыться. Заснуть ли, задремать...

Не быть теперь, когда уже не всыпать

(здесь вводится remarque...)

за... шалости? (ах, если бы!) – по списку...

А в колыбельке – рай.

И слышится ответное: «Поспи ты...

Но не ложись – на край».

28, 29 н о я б р я

ФЛОРЕНТИЙСКИЕ ВЕХИ

Флоренция на Куполе. Под ним.

Воздушный шар. Земное искушенье.

Летаешь и спускаешься во дни

златые, не изведав искаженья,

не зная, что назначено потом...

На Купол, где светло, как перед Входом!

Где двери в Рай, забудется ль про то?

Живём и забываем год за годом...

29 н о я б р я

ВОСПОМИНАНИЕ О «МАШЕНЬКЕ»

...чтоб на утоптанной обочине

мы в тусклый вечер не сошлись...

В. Набоков

Разойдёмся любить. Неделимы останемся впредь.

Только целым живёшь. Лоскутны́м укрываешься только.

Лоскуточки не в счёт. Математика вся под запрет

отправляется, друг, если время сбивается с толку,

когда любит душа. Не прибавить к тому, не отнять.

Это полное. В нём, как ни ткнись, всё войдёшь в середину.

Где расходятся в жизнь, как круги золотые, от нас

жажда правды и лжи невозможное – не под сурдинку.

29 н о я б р я

ХОЛОДНО

И снова холодно. И боязно вдохнуть —

так обжигает. Впереди простуда.

И загодя закутаться в доху

охота и сказать как на духу,

что зиму не люблю, – в неё врасту я

со всей землёй. Не мёд её удел.

Всегда в снегу иль в слякоти по пояс...

И ужас оказаться не у дел

умножится в российскую метель,

и мёрзну я, ещё в тепле покоясь...

29 н о я б р я

В КОТОРЫЙ РАЗ НОЯБРЬ

Какие разные! Листаю день за днём.

Ноябрь даёт и требует отдачи.

Играем, неразумные, с огнём,

не думая, что праздника отданье

приходит.

              Приближается финал

земного бытия. Листай покамест!

Как в чашу собирается вина,

пока не проведёт резцом по камню.

29 н о я б р я

ПОКЛОННИКУ