Дневник. Продолжение - [15]

вспоминать, как на серенький куст

золотая сорочка надета.

...До краёв переполнен октябрь.

Я под деревом горя не знаю.

Разве загодя сердце когтят

нищета и морока лесная?

7, 8 о к т я б р я

Без заглавия

1

Расставаться с взлелеянным – жуть,

как в барак из цветущего сада.

Где уже урожая не ждут,

проживая в бесплодной осаде

стен барачных, прошедшего снов...

Тут и осень готовит подножку.

Пробирая живот до основ,

подстилая снежок под подошву...

14 о к т я б р я, П о к р о в

2

Мой милый, что тебе я сделала?!

М. Цветаева

Расставаться с взлелеянным – труд.

Не даётся и он не по силам.

Оставляю вопросы во рту,

и в утробе, а то бы – спросила...

А замочек повесишь – закрыт

вход и выход, и дышишь иначе.

И не помнишь, где ключик зарыт,

и забота покажется с пальчик.

15 о к т я б р я

3

Говорят, тягою к пропасти

Измеряют уровень гор.

М. Цветаева

Расставаться с взлелеянным – дар

тем, кто ростом и впадиной вышел,

для кого безответный удар

плодороден, чтоб делаться выше.

Так прими же – и дело с концом.

Может, всё и начнётся за дверью...

А любимое было гонцом,

или Вестником. Только бы – верить.

15 о к т я б р я

СНЕГ ПОШЁЛ

Снег идёт...

Б. Пастернак

Снег пошёл – и всё с начала —

бьётся сердце по ночам и

так же по утрам...

Всё в движении... Начальник

испокон Один. Не чаю

жизни без утрат.

И в полёт пускаюсь вместе

с первым снегом (в ушко влезьте,

как верблюд в ушко́ —

не получится)... На землю

опущусь, изведав зелья,

с молодым снежком.

И останусь. Лишь бы билось

сердце дальше – Божья милость

малым и большим.

Кто каков, узнаем после

снегопада... В чистом поле —

под землёй в аршин.

15 о к т я б р я

ОСЕНЬ

Уже по силам счесть

на ближнем древе листья.

Уже с древесных чресл

не стали птичьи литься

нам в уши голоса...

Уже и сад молчит

и всё ясней читаем,

листвы не ополчив,

где каждый лист считаю —

по силам. Полоса

далёкая лесов уже готова счёту

отдать последний лист...

Что как гребёнкой счёсан,

лишь ветер-скандалист

провёл по волосам.

16 о к т я б р я

ОСЕНЬ. ВСТРЕЧИ С БРОДСКИМ

В глубине Адриатики дикой...

Умберто Саба

Чернозём. Фиолетовый грач.

Скрип капусты. Рябиновый росчерк

в голубом. Осень вышла за грань

любованья и гаснет досрочно...

Здесь, на родине, жизнь – дефицит,

солнце в складчину, свет по талонам...

На задворках силён девясил,

и забор на задворках поломан.

...В глубине Адриатики – то ж...

Если осень. Иосиф подскажет.

Затерялся его макинтош

в поворотах, в теченье... Подсажен

новый зритель на голос, на всплеск,

на виденье Венеции... В осень

уплываем под плесень и блеск

и – в упор – упираемся оземь.

18 о к т я б р я

«По осиновым полянам...»

По осиновым полянам,

по сугробам заполярным

погуляли всласть.

А теперь пора ответить,

сколько пущено на ветер,

перед тем, как стлать.

Не мягка постелька будет —

отвечаем не по букве —

а твердят, что пух...

Лишь не знаем и примерно

поворота (что приметы?!),

от какого – Путь.

19 о к т я б р я

19 ОКТЯБРЯ

Царскосельский денёк. Как при Пушкине. Путник не в счёт.

Он и сам по себе, и чужой, и уже позабытый.

Стихотворец о нём сообщить даже нужным не счёл,

и вдыхает октябрь – предстоят мировые событья.

С бронзой кружится лист, а недавно совсем золотой.

Круг друзей ещё здесь, и достаточно вытянуть руку...

И ещё на земле. Под ногами лоскутный платок

царскосельской листвы, и воронья доносится ругань.

Солнце падает вниз. Этот день унесу на плече —

тяжелее сума, но родимая ноша не тянет.

А о вечере – чур! – помолчим, как о том палаче...

О, как жаждешь под солнцем побыть царскосельским лентяем...

«Между солнцем и тьмой проложу папиросный лоскут...»

Между солнцем и тьмой проложу папиросный лоскут,

и в него завернусь, и погреюсь в тепле невеликом.

Как в пелёнке. Она не пропустит потоком тоску,

хоть ещё не воздух, не завеса, уже не вериги.

Просто хочется жить. А на многое сил – в пол-ладонь...

Только горсточка, ну – ни полпорции... Милости жажду.

И под грузом годов так охота побыть молодой...

И в пелёночке стыть чуть полегче, и кутаюсь жадно.

20 о к т я б р я

«Мир просит другого. Ни груза души...»

Мир просит другого. Ни груза души,

ни песни.

Бесплотного нет. Если есть – задушить.

Не бейся.

Ну что же, зимой и синица – слегка

идальго[2].

Свистит желтогрудая – а не слегла.

Ты тоже сойди на дорожку с ледка,

и – дальше.

20 о к т я б р я

ЛЕДЕНЕЦ или БЕЗ ХОДУЛЬ

Всего на свете горше мёд...

Франсуа Вийон

И откуда что берётся...

Новгородская берёста

тайну бережёт.

Баловство бывало в детстве —

петушки – ау, младенцы...

Сахар пережжён.

Горек сахар – а соблазн-то...

Под него поём согласно...

Промолчи, Вийон!

Но когда с ответом встречусь

и пойму, откуда трепет, —

захлебнусь виной.

Мир ещё цветной, как сахар

в леденцах, снежок над садом —

на дворе октябрь.

И опять орут с начала,

и лежит в гробу молчальник —

в долготу октав.

Сахар кончится, и там-то

из теплушки выйдешь в тамбур —

спрыгнешь на ходу...

Вот тогда-то и узнаем,

кто остался вместе с нами —

в крыльях. Без ходуль.

20 о к т я б р я

Я РАССКАЖУ

Ещё нерастраченных крон

укрытья торжественны – край

неброский... где в ягодах кровь

рябины, раскатистый грай

вороний... Где ворон и враг

созвучны, должно, испокон...

И где обретаются враз,

как в осени, дрожь и покой.

24 о к т я б р я

РЯБИНА. ПЛОДЫ

...Да, тяжела ты шапка-ноша, но...

закинута наверх, где места – небо.

А я, сей человеческий щенок,