Дневник плохой мамаши - [43]

Приятели смеялись над ним, звали чудиком, но Флорри его называла совсем по-другому. На его похоронах, когда все уже немного выпили, кто-то из его дружков запел:

Папа был герой на диво,

И доволен сам собой.

Раздавали где-то пиво —

Он задавлен был толпой!

Мама сказала, что это отвратительно и что все они одним миром мазаны.

И потом долго еще двое его дружков-шахтеров рассказывали про него разные истории. Например, как он отправился в кино посмотреть на Чарли Чаплина. Не прошло и часа, как он вернулся в паб. «Ты чего, Питер? Кино не понравилось?» — спросили они. «Да они что-то свет выключили, я и пошел домой». Вот они смеялись.

— Э-э-э, — говорил другой, — это что! Вот мы как-то поехали в Саутпорт на концерт. Один парень вышел и спел «Крошку Дэнни», да так хорошо, что все закричали: «Браво! Бис!» А тут Питер как заорет: «К черту Браву, к черту Биса! Пусть лучше этот еще споет!»

Рассказывали еще, как Питер Марш вышел с избирательного участка ужасно довольный собой. Он решил: «Не буду голосовать за этого типа» — и поставил огромный крест напротив его фамилии. Был ли он сумасшедшим или это от алкоголизма — не знаю. Да и всем было наплевать, потому что он ведь был такой чудик!

Флорри, правда, было не до смеха. Она двадцать два года с ним мучилась: деньги он пропивал, на ее мертворожденных детей ему было наплевать. Второй раз она замуж не вышла. Видимо, устала от мужчин. Так и жила со своей дочерью Полли, а потом и я родилась. И тогда уже мы все трое зависели от моего отца и его выходок.

Было время, когда Джимми ненавидел отца. Его бесило, что тот то живет с нами, то где-то еще. Джимми сердился на него за то, что тот не женился на нашей матери. «Он вас любит по-своему, — говорила мать. — Он дал вам свое имя». «От этого только хуже!» — кричал Джимми. Она молчала, потому что возразить было нечего. Думаю, ей казалось, что это она виновата, что не смогла его удержать.

Когда Джимми подрос, он стал бродить по полям, много играл у канала. Бродил и бродил, будто искал что-то. Выполнял разные мелкие поручения, и ему давали деньги. Он часто ходил к миссис Крукс в Хэйфилд-Хаус. Она сама овдовела, а детей никогда не было. «Буду платить тебе как слуге», — сказала она. И платила. А потом однажды Джимми должен был быть в школе, но Гарри Поксон сказал, что видел его у канала — он водил палкой по воде. «Смотри не свались», — сказал Гарри. Он был последним, кто видел Джимми в живых. Пять дней прочесывали канал с багром, прежде чем нашли наконец тело под мостом в Эмбли. Миссис Крукс послала на его похороны букетик незабудок, а школьники пропели «Есть друг у всех малышей»., Ему было всего десять.

* * *

Три часа ночи. Кто-то стоит на пороге моей комнаты.

— Не могу уснуть. Ребенок пинается.

— Шарлотта, иди спи, — полусонно пробормотала я.

Но это была не Шарлотта, а бабуся.

Глава седьмая

Всю ночь мне снилось, что я тону. Когда я проснулась, перед глазами все еще стояла картинка: ребенок лежит под водой на спине и не двигается, а я знаю, непонятно откуда, что в его смерти виновата я.

Я сбросила с себя остатки сна и вдруг подумала, что он в эту самую минуту плавает внутри меня, волосики на его большой голове развеваются… А потом все это как выльется…

У меня не было сил идти в школу. До одиннадцати пролежала, глядя в потолок.

— Скажу, что заболела, — пояснила я, когда наконец спустилась к маме на кухню.

— Говори что хочешь.

Я вышла из дома. Браун-Мосс-роуд — Ганнер-лейн — Уиган-роуд. Буду идти, идти, пока не дойду до края земли и не упаду.

У гостиницы «Кок» свернула направо и пошла в сторону Эмбли мимо площадок для гольфа, мимо Хэйфилд-Хаус, отгороженного от дороги рядом деревьев. Я шла, сама не зная куда. Мне было все равно. Над головой кричали грачи, в пыли на обочине купались воробьи. В теплом воздухе разливался густой запах бузины и шиповника.

Я спустилась на набережную и пошла вдоль канала. Мимо медленно проплыл дом-баржа. Вокруг двери — орнамент из зубцов и переплетенных роз, на крыше флюгер в форме терьера. Хозяйка дома, женщина средних лет, улыбнулась мне и кивнула. Кстати, хорошая мысль — жить на воде. Можно спуститься по Манчестерскому каналу и начать новую жизнь. Передо мной с писком пробежал черный дрозд. Ребенок пошевелился.

«Ну ты и дуреха! — сказала я сама себе. — Вот именно потому у тебя столько проблем, что ты как раз и начинаешь новую жизнь!»

Я вдруг поняла, что страшно хочу пить. Рядом как раз был паб «Удочки и сети». Порывшись в карманах, я набрала мелочью три фунта тридцать центов. Поднялась наверх по осыпающимся каменным ступеням, осторожно перешла дорогу.

После яркого солнца мне показалось, что в пабе совсем темно. Пришлось подождать, пока глаза привыкнут. Я много раз видела это место из окна автобуса, но еще ни разу тут не была. Судя по всему, это типичный сельский паб, славящийся своими воскресными обедами и разливным пивом. Прищурившись, я разглядела, что за стойкой кто-то есть. Лысый толстяк. Натирает стаканы и подпевает Брюсу Спрингстину, поющему из музыкального автомата «Born in the USA». На рубашке расплываются темные пятна от пота.

— У вас есть телефон? — спросила я от двери.