Дневник Пенелопы - [15]

Потому (это говорят боги и природа) мы не позволим тронуть священную особу нашей царицы. Зарубите это себе на носу…

Архонты кинулись избивать его. Но он был окружен другими подосланными, которые стали кричать во всю глотку:

— Правильно говорит!

Им вторило и большинство народа:

— И мы так думаем!

Может, у них зловонное дыхание, может, у них из прыщей сочится гной и по воротникам разгуливают вши, но в душе они чисты, непорочны и честны!..

— Да здравствует наша бессмертная Повелительница и Мать! Если мы понадобимся, ты только кликни, мы тут. Наступай нам на шею, режь глотки, на небеса попадем. Нам это нравится. Слышишь, красавчик Эвримах?

Все шло как по маслу, как вдруг какой-то незваный коротышка, плешивый и черномазый, вдобавок кривобокий, испортил весь «спектакль». Я думала, он возьмет мою сторону. Архонты — их. Но вот что сказал этот урод:

— Мы выслушали вас, царица и архонты. Все вы говорили о своих интересах. Но вот этот, — и он показал на Мелантия, — эта продажная гнида, как он смел выступать от имени народа! Я его знаю. Он не рыбак. Он — охранник. Много раз он избивал и пытал меня в казематах Ее Величества! Во время пытки он сломал мне лопатку, и с тех пор у меня кривое плечо. Его зовут Мелантий. Это сын советника царицы Долия. Он подослан. Он и все ему подобные служат сегодня самому сильному, а завтра перейдут в услуженье к другому, более сильному. Будут служить тому, кто больше платит. Он предаст и тебя, хозяйка народа, как предает сегодня народ. К если когда-нибудь вернется Одиссей, он вонзит ему нож в спину. Архонты успеют подкупить его.

Архонты расхохотались.

— Заткнитесь, вы! — заорал на них калека, побагровев от гнева. — Белый пес, черный пес, все вы псы. Мы трудимся до изнеможения на вас и на царя. Голодаем, болеем, а вы жиреете. Гибнем на войне — вам барыши, нам — могила безвестного воина! Когда вы нам должны, вы не платите. Если же мы вам задолжаем — вы превращаете нас в рабов. Вы выкачиваете кровь из наших вен и начиняете нас богами и идеями — ложью. Вам нужно, чтобы у нас была тьма в душе.

Любую тяжесть приходится поднимать нам. Вы же поднимаете только бокалы, развалясь на подушках, да кутите со своими скучными бабами, или развращаете наших неопытных девушек, или предаетесь разгулу с искусными и с теми, что привозят для вас из дальних стран жрецы Афродиты!

Что доступно взору и разуму человека: поля, сады, корабли, дворцы и храмы, — это наше. Все это создали мы. И мы, ограбленные, должны отнять это у грабителей!

Первые хозяева наших островов, телебои, были грабителями. Их прогнал еще худший грабитель Аркесий, сын Кефала и Аркуды. Это он основал династию Одиссеидов. Дед Одиссея, Автолик, научился ремеслу грабежа у своего отца, архивора Гермеса. Он сумел превзойти и своего божественного учителя, и царя Коринфа Сизифа, который, захватив перешеек, грабил и убивал прохожих. Все, что попадало в руки Автолика, бесследно исчезало, а это не удавалось даже Гермесу!

Говорят, мы не хотим иметь хозяевами воров. Это просто болтовня. А вот что мы выметем вас отсюда, этого вам надо опасаться. Мы своими руками создали свою страну и сами станем в ней хозяевами. Мы требуем для себя справедливости и свободы, а значит — власти.

Считаем ниже своего достоинства принимать от вас, как милостыню, клочок нераспаханной земли и горсть зерна. Мы сами возьмем всю землю и все зерно. А если вы станете трудиться так же, как мы, мы отдадим вам вашу долю, равную нашей. И тогда наша земля станет такой чудесной, что нам не нужны будут ни Олимп, ни грядущая жизнь, ни Фемий…

Поднялся великий шум. Стражники и архонты бросились, чтобы растерзать еретика. И множество народу. Истинный народ!

Я приказала трубачам сыграть «Молчание!». И спросила:

— Что это за сумасшедший?

— Это Терсит, — шепнул мне на ухо Долий. — Он нездешний. Никто не знает, откуда он, скорее всего, иностранный шпион! Его то и дело сажают в тюрьму, но он никак не образумится.

— Посадите снова. И всыпьте ему там двести ударов кнутом за меня и еще столько же за народ.

Стражники стали избивать его тут же. Я им не мешала. Нельзя мешать хорошему псу терзать безобидного прохожего, а преданному стражнику — избивать гражданина. Они могут испортиться! Потеряют охоту терзать и бить.

Терсит же, чем сильнее его били, тем громче кричал.

— Надо предать его суду за нарушение порядка. И за оскорбление моей священной особы. И за оказание сопротивления органам власти. За пособничество врагу. За оскорбление религии. И за… да подите к судьям, они найдут тысячу причин. Пусть просидит в тюрьме всю жизнь. А если выживет, бросьте его на какой-нибудь необитаемый скалистый остров, пусть царствует там над камнями да над ящерицами, раз ему так хочется. И смотрите в оба, а то убежит. Тогда арестуйте его мать, отца, сына — всю родню. А если у него нет родных, заберите соседа — первого попавшегося. Пусть расплачиваются за него. Богиня Правосудия требует жертв, не интересуясь личностями!

Уже пробило полдень, а «спектакль» все еще на кончился.

Повернувшись к Эвримаху, я продолжала свою речь:

— Сын Полиба. Если бы ты не был лишен стыда, ты бы пошел вместе с царем и другими храбрецами воевать за честь Эллады. Все здоровые мужчины, способные держать меч и копье, уплыли. Остались старики, женщины, дети да немощные: надо же кому-то обрабатывать наши поля и сады, ухаживать за скотом, рубить дрова, обжигать кирпич. Ты здоров, и красив, и молод, однако предпочел кровавым сражениям пуховые постели.