Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. 1861 год - [6]
9 февраля. Утром в Комитете. Кое-какие визиты. Вечером заходил к Головнину. Нельзя{6} ‹ожидать от него многого для будущности. Его методический кабинетный самодовольный ум не может приладиться к эпохе быстрых движений и переворотов. Он все рассчитывает на годы там, где силою вещей вопросы предрешаются в неделю, и стремится к устройству коллегий, тогда как у нас и одиночных деятелей приискать трудно.
Был в прежних моих департаментах. Prikarov (?) говорил о Champeine: «C'est mon clair de lune»[17], я и этого не могу сказать о моих преемниках.
В Университете при годовом акте произошла сцена. Из программы была исключена какая-то речь, которую должен был говорить профессор Костомаров. По окончании акта, когда удалялись или удалились присутствовавшие «honoratioren»[18], студенты начали вызывать Костомарова. Принуждены были призвать ректора (Плетнева), который объявил студентам, что программа сокращена будто бы за недосугом министра народного просвещения, который вовсе не присутствовал.
11 февраля. Два дня не видал ни кн. Долгорукова, ни ген. Муравьева. Слышу, что вчера в Государственном совете произошло неожиданное событие. Единогласно принято будто бы предложение кн. Гагарина отводить крестьянам вместо указных наделов за повинности ¼ этих наделов бесплатно. Если так, то почему же некоторые члены так кричали против нарушения прав собственности?… Куда девалось положение о выкупе и на каких основаниях применять четвертование наделов к западным хуторным хозяйствам и к поземельному устройству государственных имуществ{7}?
12 февраля. Утром у обедни. Потом у ген. Муравьева. Постановление о ¼ надела состоялось в виде меры, допускаемой по добровольному соглашению сторон. Странный взгляд на дело. Кто же мог считать подобные соглашения недозволенными?
Вчера государь собирал у себя Главный комитет для совещания по проекту Манифеста третьего издания. Это издание принадлежит московскому митрополиту Филарету, которому были сообщены на заключение прежние два издания. Ген. Муравьев чрезвычайно хвалит проект преосвященного Филарета. Верю, что проект хорош, но не доверяю суждениям о нем ген. Муравьева.
Государь по всем пунктам согласился с меньшинством Совета. Вчера, чтобы заявить свою решимость идти избранным им путем, он читал Комитету полученное им безымянное письмо, в котором его укоряют в нарушении своего обета, в пренебрежении к закону, в грабительстве чужой собственности и, говоря о ножах, которые точат на него и на все его семейство, указывают на вредное влияние, представляемое им вел. кн. Константину Николаевичу, и упоминают даже о том, что в народе будто бы считают ген.−адмирала настоящим преемником престола, потому, что он рожден «сыном императора»›.
‹ 13 февраля……… ›
Совет, крестьянские положения.
Утром в Комитете. Вечером был у меня Кошелев. Он смотрит на развязку крестьянского дела, как на торжество демократических начал, превосходящее не только его ожидания, но даже его желания. По его мнению, не пройдет двух лет до предъявления всеми губернскими дворянскими собраниями petitions of rights[19] и до устранения от дел всех «vieilles ganaches»[20].
От него слышал, что в Государственном совете 7 голосов, в том числе голос гр. Строганова, были поданы в пользу того, чтобы на брак крестьян испрашивалось разрешение помещиков.
14 февраля. Утром в Комитете. Вечером у гр. Блудова, который во все продолжение моего доклада не то чтобы засыпал, но почти не просыпался. Потом у министра, который теперь вместо меня пилит гр. Стенбока и в большом затруднении, что и как делать по удельному ведомству ввиду состоявшегося разрешения общего эмансипационного вопроса. Все, однако, вверх дном. Всех предъявлений как будто не бывало. Бедный Михаил Николаевич! Жутко ему приходится. Где прежний aplomb и прежняя уверенность в успехе всеподданнейших докладов?
У меня обедали Эттинген, Кубе, Гернгрос и Рудницкий.
15 февраля. Утром в Комитете, который имел заседание. Потом в Министерстве и у кн. Суворова. Вечером у министра, который требовал моего мнения о мерах по ведомствам государственных имуществ и уделов, которые становятся необходимыми вследствие разрешения крестьянского вопроса.
Губернаторам дано знать для объявления по принадлежности, что обнародование крестьянских положений последует великим постом.
16 февраля. Во время вчерашнего заседания Комитета Тымовскому принесли телеграмму от государя. Его лицо несколько изменилось при чтении, потом он говорил с кн. Долгоруковым. Сегодня слышно, что в Варшаве беспорядки. По случаю годовщины Гроховской битвы хотели отслужить или отслужили тризну о павших в тот день поляках. Говорят, что народ столпился и что войско принуждено было действовать оружием. По сегодняшним известиям стрельба будто бы продолжается, и государь очень беспокоен. Поляки давно ищут случая pour se faire mitrailler[21]. Цель очевидна. В Европе опять заговорят о польском вопросе. Тамошнее безмозглое управление им помогает. Теперь е. в. император всероссийский уже поставлен на одну доску с неаполитанским ex-королем по делам Сицилии и с австрийским императором по делам венгерским. Ненавистное управление поддерживается картечью и штыками.
«Грустно! Я болен Севастополем! Лихорадочно думаю с вечера о предстоящем на следующее утро приходе почты. Лихорадочно ожидаю утром принесения газеты. Иду навстречу тому, кто их несет в мой кабинет; стараюсь получить их без свидетелей: досадно, если кто-нибудь помешает мне встретиться наедине с вестью из края, куда переносится, где наполовину живет моя мысль. Развертываю „Neue Preussische Zeitung“, где могу найти новейшие телеграфические известия. Торопливо пробегаю роковую страницу. Ничего! Если же есть что-нибудь, то не на радость.
«Четырнадцать лет тому назад покойный профессор Кавелин, стараясь определить задачи психологии, отозвался в следующих выражениях о тогдашнем направлении человеческой мысли, настроении духа и состоянии общественных нравов в христианском мире…».
Петр Александрович Валуев (1815–1890), известный государственный деятель середины XIX в., стал писателем уже в последние годы жизни. Первая его повесть — «У Покрова в Лёвшине» сразу привлекла внимание читателей. Наиболее известен роман «Лорин», который восторженно оценил И.А Гончаров, а критик К. Станюкович охарактеризовал как «любопытную исповедь» с ярко выраженной общественно-политической позицией «маститого автора».«У Покрова в Лёвшине» и «Черный Бор» — лучшее из всего написанного Валуевым. В них присутствует простодушный и истинно русский лиризм.
«– Опять за книгой, – сказала сердито Варвара Матвеевна, войдя в комнату, где Вера сидела у окна за пяльцами, но не вышивала, а держала в руках книгу и ее перелистывала. – Урывками мало подвинется работа, и ковер к сроку не поспеет.– Я недавно перестала вышивать, тетушка, – сказала молодая девушка, покраснев и встав со стула, на котором сидела. – Я целое утро работала и только хотела дать глазам поотдохнуть…».
«Два разных потока приобретают в наше время возрастающее влияние в сфере мысли и жизни: научный, вступивший в борьбу с догматическими верованиями, и религиозный, направленный к их защите и к возбуждению интенсивности церковной жизни. С одной стороны, успехи опытных наук, разъяснив многое, что прежде казалось непостижимым, наводят на мысль, что самое понятие о непостижимом преимущественно опиралось на одно наше неведение и что нельзя более верить тому, чему мы до сих пор верили. С другой стороны, практика жизни и всюду всколыхавшаяся под нами гражданская почва возвращают во многих мысль к убеждению, что есть нечто, нам недоступное на земле, нечто высшее, нечто более нас охраняющее и обеспечивающее, чем все кодексы и все изобретения, нечто исключительно уясняющее тайну нашего бытия – и что это нечто именно заключается в области наших преемственных верований.
«Существует целый ряд тягостных фактов, на которые кажется невозможным не обратить серьезное внимание.I. Правительство находится в тягостной изоляции, внушающей серьезную тревогу всем, кто искренно предан императору и отечеству. Дворянство, или то, что принято называть этим именем, не понимает своих истинных интересов… раздроблено на множество различных течений, так что оно нигде в данный момент не представляет серьезной опоры…».
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.