Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. 1861 год - [5]
Вчера в заседании Государственного совета обрушившийся или упавший предмет был корона с минского герба. В городе уже рассказывают, что упала корона с московского, а не с минского герба. Московский герб прибит на противуположной стене против окон.
Между речами достойна внимания речь с. – петербургского ген.−губ. Игнатьева. Она ограничилась упреком Редакционным комиссиям в том, что они не включили в число табельных дней: высокоторжественных тезоименитств е. и. величества, и дня рождения е. и. величества, и дня коронации е. и. величества.
30 января. Утром в Комитете. Заходил в Департамент податей и сборов к новому директору Гроту. Перед обедом заходил ко мне кн. Долгоруков и просидел до ½ 7-го в разговоре на тему вотчинных полиций. Вечером у гр. Блудова. Потом в Марнинском театре, который видел в первый раз. Видел M-me Ristori в роли королевы Елизаветы. Великий талант. Сцена, в которой Елизавета требует, чтобы ее оставили одною, и потом падает на колени, производит сильное впечатление. Поплатился за театр тем, что должен был просидеть до 4½ час. утра за работой, чтобы наверстать время, проведенное в театре.
31 января. Утром в заседании Комитета. После обеда у Вяземских и у гр. Блудова. Вечером у ген. Муравьева с кн. Долгоруковым для окончательной редакции их amendements по 2-му разделу общего Положения.
1 февраля. Сегодня утром кн. Долгоруков меня уведомил, что государь утвердил по мемории Государственного совета мнение меньшинства относительно вопроса о способе определения наделов. Следовательно, губернские присутствия не призываются к участию. Следовательно далее, система кн. Долгорукова и ген. Муравьева{4} ‹в главных своих чертах, пересмотре норм надела на местах и учреждении волостелей, уже отвергнута. Судьба идет своею дорогой{5}.
2 февраля. Утром у обедни. Потом у ген. Муравьева и в Комитете. Вечером у ген. Муравьева с кн. Долгоруковым для обсуждения порядка, которого им следует держаться при дальнейшем рассмотрении великорусского Положения. Ген. Муравьев ниже всякой критики. Все та же страсть к мелочам и то же отсутствие рассудительности в отношении к данным условиям времени и дела.
3 февраля. Утром в Комитете. Вечером на свадьбе молодого Половцова с воспитанницею бар. Штиглица. При этом случае был в первый раз в сенатской церкви. Имеет ли Сенат у нас будущность?
4 февраля. Утром в Комитете. Обедал у Паскевича. Вечером у юн. Долгорукова и ген. Муравьева, где встретил Игнатьева.
Между ними разговор замечательный по тупости Игнатьева и по спутанности слов и понятий самого Муравьева, который теперь совершенно впал в роль интриганта, довольствующегося возбуждением неудовольствия и оппозиции в Государственном совете, без всякой надежды на практические от того результаты и даже без желания результатов. Затем приехал Клейнмихель. При встрече он и Муравьев обнялись, и Клейнмихель приветствовал Муравьева возгласом: «Наш общий спаситель». – Вот п……, – сказал мне бывший при том ген. Зеленый.
В Государственном совете ген. Анненков готовит предложение понизить на ⅓ все нормы Редакционных комиссий. Кн. Долгоруков и ген. Муравьев не участвуют в этом предложении, но его одобряют.
6 февраля. Утром в Комитете. Вечером у ген. Муравьева. Гр. Сергей Строганов играет странную роль. Он большею частью подает голос с членами большинства Главного комитета. В городе кричат о его defection[15]. (Класс кричащих большею частью не употребляет русского языка). Мне кажется, что гр. Строганов заглаживает высказанные им в первом заседании замечания на речь государя, после которых государь ему сказал: «Граф, вы придираетесь к моим словам».
Завтра выпускаются на сцену по вопросу о наделах Анненков и Игнатьев с их двухтретными предложениями. Великий Клейнмихель намерен их поддержать. Кн. Долгоруков и Муравьев дергают со стороны те ниточки, по которым должны разбежаться Игнатьев и Анненков. Что за сумбур в голове Игнатьева! Любопытно было бы стенографировать ход его мысли наедине, а потом и в диалоге с Муравьевым. А сей последний?!›
7 февраля. Утром в Комитете, где не было заседания, потому что члены заняты крестьянским делом. Вечером у министра, потом у Гернгроса.
Сегодня в Совете по вопросу о цифрах наделов 27 голосов против 15-ти положили принять цифры Главного комитета В ⅔ размере. Вероятно, что это не будет иметь практических результатов, потому что государь согласится с меньшинством. Предложение о ⅔ внесено Анненковым и Игнатьевым. Гр. Блудов называет Sonderbund'oм союз, составившийся между этими господами и долгоруково-муравьевцами. Между тем союз Долгорукова с Муравьевым, видимо, слабеет. Бар. Корф теперь подает голос с членами большинства.
8 февраля. Утром у министра. Потом в Комитете. Вечером в цирке, где видел «les merveilles gymnastiques creees et executees par M. Jules Leotard»[16]. Позже еще раз у министра. Сегодня в Совете при рассмотрении северо-западного местного Положения разрешен полуудовлетворительно вопрос об односельях. Затем по вопросу об инфляндских уездах Витебской губернии 30 голосов против 9-ти объявили себя в пользу пересмотра в губернском присутствии постановлений о повинностях, определенных для этих уездов Редакционными комиссиями и Главным комитетом. По другому вопросу, о поверочных комиссиях, 27 голосов против 12-ти поданы в пользу какого-то предложения ген. Муравьева, которого значение он, однако ж, не сумел мне ясно определить. Кажется, что дело в назначении этих комиссий только для тех случаев, когда в них представится надобность, вместо возложения на них обязанности поверять повинности во всех имениях 4-х губерний. Пр. Ольденбургский и гр. Строганов вотировали с большинством.
«Два разных потока приобретают в наше время возрастающее влияние в сфере мысли и жизни: научный, вступивший в борьбу с догматическими верованиями, и религиозный, направленный к их защите и к возбуждению интенсивности церковной жизни. С одной стороны, успехи опытных наук, разъяснив многое, что прежде казалось непостижимым, наводят на мысль, что самое понятие о непостижимом преимущественно опиралось на одно наше неведение и что нельзя более верить тому, чему мы до сих пор верили. С другой стороны, практика жизни и всюду всколыхавшаяся под нами гражданская почва возвращают во многих мысль к убеждению, что есть нечто, нам недоступное на земле, нечто высшее, нечто более нас охраняющее и обеспечивающее, чем все кодексы и все изобретения, нечто исключительно уясняющее тайну нашего бытия – и что это нечто именно заключается в области наших преемственных верований.
«– Опять за книгой, – сказала сердито Варвара Матвеевна, войдя в комнату, где Вера сидела у окна за пяльцами, но не вышивала, а держала в руках книгу и ее перелистывала. – Урывками мало подвинется работа, и ковер к сроку не поспеет.– Я недавно перестала вышивать, тетушка, – сказала молодая девушка, покраснев и встав со стула, на котором сидела. – Я целое утро работала и только хотела дать глазам поотдохнуть…».
«Грустно! Я болен Севастополем! Лихорадочно думаю с вечера о предстоящем на следующее утро приходе почты. Лихорадочно ожидаю утром принесения газеты. Иду навстречу тому, кто их несет в мой кабинет; стараюсь получить их без свидетелей: досадно, если кто-нибудь помешает мне встретиться наедине с вестью из края, куда переносится, где наполовину живет моя мысль. Развертываю „Neue Preussische Zeitung“, где могу найти новейшие телеграфические известия. Торопливо пробегаю роковую страницу. Ничего! Если же есть что-нибудь, то не на радость.
«Четырнадцать лет тому назад покойный профессор Кавелин, стараясь определить задачи психологии, отозвался в следующих выражениях о тогдашнем направлении человеческой мысли, настроении духа и состоянии общественных нравов в христианском мире…».
Петр Александрович Валуев (1815–1890), известный государственный деятель середины XIX в., стал писателем уже в последние годы жизни. Первая его повесть — «У Покрова в Лёвшине» сразу привлекла внимание читателей. Наиболее известен роман «Лорин», который восторженно оценил И.А Гончаров, а критик К. Станюкович охарактеризовал как «любопытную исповедь» с ярко выраженной общественно-политической позицией «маститого автора».«У Покрова в Лёвшине» и «Черный Бор» — лучшее из всего написанного Валуевым. В них присутствует простодушный и истинно русский лиризм.
«Существует целый ряд тягостных фактов, на которые кажется невозможным не обратить серьезное внимание.I. Правительство находится в тягостной изоляции, внушающей серьезную тревогу всем, кто искренно предан императору и отечеству. Дворянство, или то, что принято называть этим именем, не понимает своих истинных интересов… раздроблено на множество различных течений, так что оно нигде в данный момент не представляет серьезной опоры…».
Дневники М.М.Пришвина (1918–1919) зеркало его собственной жизни и народной судьбы в тягчайшие для России годы: тюрьма, голод, попытка жить крестьянским трудом, быт двух столиц, гражданская война, массовые расстрелы, уничтожение культуры — и в то же время метания духа, любовь, творчество, постижение вечного.В ходе подготовки «Дневников» М.М.Пришвина ко второму изданию были сверены и частично прочитаны места текста, не разобранные или пропущенные в первом издании.
Книга является воспоминаниями бывшего сотрудника НКВД Александра Бражнева, впоследствии осужденного военным трибуналом за связь с «контрреволюционным элементом». Свидетель и поневоле участник сталинской политики террора в Украине в 1937–1941 гг., автор пытается очиститься от гнетущих воспоминаний прошлого через откровенный разговор с читателем. Массовые аресты в Харькове, Киеве, зверствования НКВД на Западной Украине, жестокие пытки невинных людей — это лишь отдельные фрагменты той страшной картины сталинизма, которая так детально нарисована Бражневым в его автобиографической повести «Школа опричников».Для широкого круга читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.