Дневник - [32]

Шрифт
Интервал

. С одной стороны, год себя показывает очень недурно и рисует довольно заманчивые картины; с другой – снова беспощадная, злобная, низкая власть Золотого Тельца и полное порабощение[203]. Грустно это… неприятно…

…Мой александрит приносит мне если не счастье, то, по крайней мере, удачу, а главное, дает мне хоть маленькое, маленькое развлечение, новость… Сегодня уехал Коля. Вероятно, надолго, потому что намеривается поступить в Елизаветоградское юнкерское. Правда, это хороший мальчик! Мне так кажется… Теперь я так боюсь ошибиться, что даже не знаю, как думать. Этих ошибок было так много, что под конец прямо-таки сомневаешься, есть ли на свете добрые люди? Говорят, свет не без добрых людей, а где их найдешь, этих добрых, но полумифических людей? Теряешься! И притом ведь у нас так мало интимных друзей! Если поразобраться в этих личностях да поглубже исследовать их характер, то, может быть, не найдешь ни одного искреннего, чистосердечного человека, которому прямо можно было бы сказать: ты, друг… La vie est bien difficile, il n’y a rien à faire. C’est notre devoir de porter le lourd fardeau de l’existence. Les hommes sont corrompus, méchants, faux… с’est la vérité? Où nous devons nous chercher notre bonheur? Dans les plaisirs, dans les passions passagères? Oh, non, non! Il y a donc quelque chose de plus grand, de plus honnête? Il y a donc la clarté, la pureté, la beauté? Où est le bon, le vrai, le grand?[204]

Тишина – молчанье! А уж на это ответа никогда не найдешь!! Всю жизнь будешь метаться в бесполезных поисках счастья… всю жизнь будешь нервничать, кричать, бегать, как в безумии. Я бы нашла счастье лишь в спокойствии и в красоте. Но этого достигнуть невозможно. Pas de moyen![205] Трудно, тяжело, горько!..

Встречали Новый год в Купеческом клубе[206]. Было какое-то минутное, угарное веселье – и никакого впечатления не осталось от этой ночи. Я веселилась, смеялась, шутила лишь потому, чтобы, во-первых, немного забыться, а во-вторых, не производить на всех неприятное впечатление своим мрачным видом. Правда, я выпила шампанского немного больше, чем следовало бы, но три чашки черного кофе и яблоко мгновенно прогнали весь шум и слабость… Противно видеть опьяневшие физиономии, которые окружали меня. Мутные глаза, улыбающиеся лица, какие-то резкие, ненужные движения… Отталкивающе гадко! А Золотому Тельцу пришлось говорить, что было безумно весело, ново, красиво… Пришлось. А ведь взглянуть со стороны на меня?! Бог мой, полнейшее счастье! Да и как можно жаловаться, если все данные к нему! Ха-ха… Никто, никто не знает нашей внутренней (как я называю) и интимной (как другие говорят) жизни. А ведь если бы… Но нет, это ведь все равно! Может быть, и придет это время, когда я просто, на бумаге, расскажу все, но боюсь, что этого никогда не будет.


Январь 6, пятница

Узел затягивается. Уж до чего я хладнокровна, а это бесит донельзя! Все хорошо, что хорошо кончается, но ведь это я не могу назвать… хорошим?! А каков будет конец?.. прямо и думать не хочется!..

9-го уже школа. Лучше или хуже? Сама не знаю. Снова найдет головная боль, возобновятся страшные приступы усталости, головокружения… Опять лишь два раза в неделю смогу выйти на настоящую прогулку: в субботу и воскресенье… Начнутся мелкие школьные дрязги, мелкие радости, мелкие тайны и секреты. Пошло… но необходимо! Нет почти ни одной здоровой души, ясного ума, простого понимания самых обыденных явлений… Все должно быть облечено в какую-то скабрезно-грязную маску или в бесцветную откровенность. Так это противно! Этой болезни подвержены все, все… Лишь за исключением моей светлой ясочки, моей хорошей, доброй Женюрки! Душа у нее еще спит, дух и сознание своего личного «я» еще не пробудились, но, как огни маяка в морской мгле, так и в ее понятиях уже поблескивают возвышенные, чистые, хорошие мысли, идеи, желания… Я ее очень люблю, эту маленькую девушку с детской фигурой, простым, ясным личиком, ее наивно-добрым взглядом милых серых глаз… Хорошее, светлое пятно в нашем классе – моя Женюрка; так выпукло, четко вырисовывается ее простодушный, мечтательный, сентиментально-чистый ум на фоне загрязненных, затуманенных, двойственных понятий остальных. Женя – это снежная, скромная, спокойная ромашка, белая, чистая, тонкая, прелестная в своей спокойной чистоте и кротости; это еще чистая страница, где уже робко, неуверенно вырисовываются контуры светлого будущего, в котором главной основой служит великолепный, возвышенный храм Искусства!! Привет тебе, святая, нежная душа.


[Январь] 15, воскресенье. 7 час. веч.

Боже, Боже… как мне голова болит – озноб такой, что места себе не найдешь, ломит кости, как-то сладко и тревожно на душе. Ооо, я не могу – я не могу! Будто бы что-то вижу, далекое, знакомое и таинственное – а что это? что? Гадко, больно, душно и в то же время холодно. А в довершение всего – половина восьмого подают лошадь… надо ехать… надо… надо… надо.


11 час. Этот же день.

Ничего не слышу, не чувствую… Сплошной противный туман. Голова болит адски.


[Январь.] Понедельник 23

Встала я только в пятницу, но почему-то ничего не сказала об этом моему дневнику. И хотелось – и не хотелось. Сама не знаю. Правда, мне теперь почти что хорошо, но болят губы. Простуда, ничего не поделаешь.


Рекомендуем почитать
Жизнь с избытком

Воспоминания о жизни и служении Якова Крекера (1872–1948), одного из основателей и директора Миссионерского союза «Свет на Востоке».


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Имя полковника Романа Романовича фон Раупаха (1870–1943), совершенно неизвестно широким кругам российских читателей и мало что скажет большинству историков-специалистов. Тем не менее, этому человеку, сыгравшему ключевую роль в организации побега генерала Лавра Корнилова из Быховской тюрьмы в ноябре 1917 г., Россия обязана возникновением Белого движения и всем последующим событиям своей непростой истории. Книга содержит во многом необычный и самостоятельный взгляд автора на Россию, а также анализ причин, которые привели ее к революционным изменениям в начале XX столетия. «Лик умирающего» — не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.