Дневник - [15]

Шрифт
Интервал

, брат и я! И никогда ничего нового! А если что-нибудь и появляется на горизонте нашей гостиной, то или такая препротивная особа, как А.Е., или ничего не значащая деловая личность, которая приходит и уходит, не оживляя и не оставляя после себя ни малейшего впечатления. Редко бывают интересные случаи многочисленного собрания, но и эти обычно для меня совсем не занимательны! Многим может казаться, что я люблю общество молодежи: учениц, гимназистов, студентов! Наоборот… это общество, правда, оживленное и веселое, меня иногда порядочно-таки злит, и мне гораздо больше нравится… ну, одним словом, я сама знаю, какого рода общество предпочитаю, и это лишне заносить на страницы дневника.

Сегодня довольно изрядный морозец (кажется, 12°), но, несмотря на это, я два раза выходила с мамой прогуляться (по Невскому, разумеется). К 3 часам меня приглашала Вава, но сегодня я ловко отказалась, придумав какой-то удачный предлог, и предпочла, конечно, пройтись в «Паризиану»[88]. Ставили драму. Сюжет о том, что мать любит какого-то адвоката, и он тоже; приезжает дочь и умоляет мать не выходить вторично замуж за адвоката; мать плачет, но соглашается; через год дочь сама влюбляется в адвоката и он тоже; мать узнает и упрекает дочь в самовольных отлучках из дому; дочь дерзит матери и убегает к адвокату; потом все улаживается; в день помолвки дочери мать поздравляет адвоката наедине и вливает ему в рюмку яд; адвокат умирает; дочь проклинает мать; домашний доктор и друг матери берет вину на себя; дочь исчезает с горизонта, а мать отправляется в монастырь или наоборот, потому что последняя картина была в таком скупом освещении догорающей свечи, что был виден только нос монахини, а по носу трудно судить, кто она! Вот и вся драма! Ну, если бы дочь провела роль более осмысленно и живо и была бы красивее, и мать тоже, а адвокат хоть и ничего, но почему-то выставлял ногу на передний план; да еще порядочное количество всяких «если бы», то драма была бы более чем сносной! А так двадцатидвухлетняя дочь ведет себя, как тринадцатилетняя девочка, мать некрасива, играет с напускной страстью и величием, адвокат недурен, но на его месте я бы никогда не полюбила некрасивую женщину, а домашний доктор, этот ужасный бородач, уморительно смешон в своем трагизме! Глупо, глупо и сто раз еще глупо![89]

Немного вознаградил меня Невский, веселый, шумливый, задорный и вызывающий! Я его люблю, но и немного опасаюсь! Вечером одной не пошла бы ни за что, хотя… впрочем, я сама хорошо не знаю. Утром и днем еще ничего, но едва зажгутся фонари, как Невский кажется иным. Шумит, кишит рой людей, то спешащих, то праздно гуляющих, с нахальным взглядом и какой-то страшной улыбкой! Женщины, конечно, попадаются ничего, но до сих пор я не встретила ни одной, которую, если бы я была мужчиной, могла бы полюбить. И по этому поводу я многих, очень многих не понимаю, не ищущих в женщине если не красоты, то, по крайней мере, образования и bon ton[90].

1916 год

1 час ночи, после встречи 1916 года

Опять встреча Нового года, немного шумливая, как всегда, но с искристым, стрельчатым шампанским, которое папа где-то достал за баснословную цену. У папы (что, однако, вечно бывает у него в этот вечер) клубились подозрительные тучки на горизонте. Но впоследствии он все же старался придать своему лицу благоприятное выражение! Встреча прошла как-то странно: скоро и незаметно. Правда, под звуки «Марсельезы», папа частенько подливал в мой бокал золотое реймское, но я все не пьянела, да и теперь оно совсем не шумит в голове! Kwiatek по какой-то странности не пришел: был только colonel[91]. Телефонировала Лиза В[острикова], поздравила по телефону. Очень мило с ее стороны. Женичка просила меня потелефонировать, но я забыла! Да и не хотелось что-то! Ну, пора раздеваться и идти спать! Уже поздно! Полная луна выпукло рисуется на фоне темно-лилового неба и однообразно льет свой серебристый, мертвый свет на белые стены нашего дома! От тишины неба и страшной луны становится грустно, грустно! Ja Кie… Nieokreslone. Далекие воспоминания niestałe w pamięci… poczucia tęsknoty i niedoceniania![92]


7 февраля 1916, воскресенье

Ой-ой-ой! Как стыдно! Больше месяца дневника не брала в руки! Но есть маленькое оправдание, даже целых два: во-первых, занята по горло, а во-вторых, занимаюсь ролью Марьи Антоновны из «Ревизора» и декламацией «Плача Ярославны». Всю эту прелесть я должна основательно знать на Масленицу, так как в гимназии готовится спектакль. Это второе оправдание не очень основательно. Потому что роль знаю назубок, а с «Плачем Ярославны» дело обстоит вполне благополучно. Елена Павловна Муллова еще не слышала моей читки, но Ольга Павловна спрашивала, одобрила дикцию – значит, tout est bien[93]! Роль Анны Андреевны должна была играть Лиза, но, кажется, неделю назад отказалась от участия, ссылаясь на сильное малокровие и неправильность сердца и т. п., но я ей что-то не верю. Это что-то другое, а не запрещение доктора. Да вообще за последнее время я ей перестала верить; абсолютно все, что выходит из ее тонких, злых губ, не интересует меня больше, и все это считаю ложью. Я в ней разочаровалась. Раскусила ее, и, увы, она оказалась лишь пустым орехом. Да и не только пустым, но и гнилым вдобавок! И физически перестала нравиться! Вначале я на нее смотрела через розовые очки, и она казалась мне даже очень хорошенькой, но теперь, сбросив волшебные стекла, я увидела ее такой, как[ая] она есть! Лоб широкий, длинный, низкий – peu d’intelligence


Рекомендуем почитать
Лошадь Н. И.

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Апостолы добра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Переход через пропасть

Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.