Дневник мотылька - [4]

Ничего особенного за эти дни все равно не произошло: я снова записалась в хоккейную секцию, плевать, что мисс Бобби так и будет держать меня в резерве. Во второй состав тоже трудно попасть — мне это удалось только потому, что я в двенадцатом классе. Тренерше по вкусу белокурые, длинноволосые девушки — тип дневной школьницы. Еврейкам и пансионеркам вход воспрещен! Мне не светил основной состав, сколько бы я ни тренировалась. Я не сомневалась, что увижу свое имя в группе «Б», но расстроилась до слез, читая списки группы «А» на доске объявлений Спортивной ассоциации, — там была моя Люси! Еще бы — любимица мисс Бобби, хоккейная королева! Да она бы туда попала, не шевельнув и пальцем. Не будь она моей лучшей подругой, я бы ее возненавидела. А Люси обняла меня крепко-крепко и прошептала на ухо: «Не реви, мисс Бобби увидит, как здорово ты играешь, и тут же переведет тебя».

Мисс Бобби — что за идиотская кличка! На самом деле ее зовут мисс Робертс. Седая старушенция с дряблой кожей, и вдруг такое прозвище — в этом есть что-то жалкое. Она вечно одета в некое подобие униформы: плиссированная юбка из шотландки, свитер в тон поверх белой рубашки и темно-синие гольфы, которые гармошкой собираются на лодыжках. Сама я в жизни не надену форму добровольно. А вот София почему-то любит ее носить, правда, она и школу обожает.

Вот не дам старой корове испортить мне осень. Я так люблю играть в хоккей на траве, что есть духу гонять с клюшкой по полю, до боли вбирать легкими воздух, напоенный ароматом сухих листьев. Смеркается, игроки в разных концах поля едва различают друг друга. Они погружаются во тьму, словно призраки. Их связывает лишь белый мячик, то и дело светящийся в траве. Смачный хлопок деревянной клюшки по твердому мячу, возгласы, повисающие в пустынном воздухе, и это напряженное оцепенение, после того как запустишь мяч через все поле, и все срываются с мест и растворяются в сумерках. Как это прекрасно! Даже и во втором составе.

Перед тем как спуститься к ужину, мне надо еще кое-что доделать. Я обедаю за столом миссис Давенпорт. Она разрешает нам быстренько поесть, мы пьем кофе и еще успеваем покурить перед занятиями. Все потому, что сама миссис Давенпорт ест мало — следит за весом. Но не дай бог угодить за один стол с мисс Бомбей — эта заставит и тарелку вылизать. Будешь сидеть до скончания века.

После ужина

Моя бедная Люси застряла за столом мисс Бомбей, мало того — ей надо еще убрать тарелки за всеми. Это значит, что у нас не будет времени побыть вместе в общей комнате. С девятого класса я не сидела за одним столом с мисс Бомбей. Тогда я только приехала в школу — прямо посреди учебного года, — уже одно это было плохо, а тут еще мисс Бомбей. Я была вынуждена отправиться в пансион, потому что мама тяжело переносила мое присутствие. Она хотела предаваться своему горю одна. Помню, как мы вечерами сидели с ней за столом — в глубоком молчании, только и слышно было, как мы жуем и глотаем. Если приходилось попросить соль — мы говорили шепотом, боясь ненароком взглянуть на пустой отцовский стул. Каждый вечер я думала, что еще одного совместного ужина я не перенесу. Но в школе оказалось еще хуже. Воспитательницы, учителя физкультуры, мисс Руд, распорядок, звонки — все было сплошным кошмаром. Я даже постоянно терялась в школе. Однажды девчонки собирались на лестничной площадке, чтобы вместе идти вниз ужинать, а я сбежала от них и, спустившись по черной лестнице, оказалась возле репетиционных студий. Я заблудилась — стояла в темном вестибюле и плакала. И никто-никто меня не слышал. Хоть умри. У стола во время благодарственной молитвы я не могла отвести взгляда от мисс Бомбей. У нее были толстые ляжки и такие распухшие икры, что казалось, ноги вырастают прямо из ботинок, как могучие древесные стволы. И ляжки, и лодыжки были обмотаны эластичными бинтами. Она медленно опускала свое тело на стул, вцепившись для равновесия в край стола, и глубокий вздох облегчения свидетельствовал, что усаживание завершилось. Кусок не шел мне в горло, я была просто парализована. Столовая наполнялась голосами, звякали приборы, ужин шел своим чередом — звон и гомон усиливались. Все вокруг болтали. Девчонки вскакивали, ставили полные тарелки с раздаточной тележки на стол, потом оббегали кругом, собирая посуду, и складывали ее на тележку. Я вдруг опомнилась. Моя тарелка все еще была полна, во рту болтался непрожеванный кусок баранины, а все соседки по столу в гробовом молчании пялились в мою сторону. У меня свело челюсти.

— Не спешите, дорогая. Доедайте спокойно, — сказала мисс Бомбей.

— Пошевеливайся, — тихо прошипела девчонка, сидевшая со мной рядом, — мы еще покурить хотим.

Я с трудом сглотнула:

— Всё.

— Доешьте до конца, — настаивала мисс Бомбей.

— Нет! Я больше не хочу. — Я так боялась девчонок, что даже повысила голос.

Воспитательница промолчала. Если бы она заставила меня доедать под этими пристальными взглядами, я бы давилась каждым куском, и после этого уж точно — прощай, школа. Когда мисс Бомбей наконец позволила девочкам убрать со стола, у меня взмокла от пота спина и дрожали коленки. Но самое ужасное было на десерт. Мне так хотелось нежного бисквита со взбитыми сливками, и мисс Бомбей настаивала, чтобы я его попробовала, но я только замотала головой.