Дневник мертвеца - [50]

Раньше подобное событие вызвало бы у меня страх, огорчение, досаду. Сейчас же я испытываю радость пополам с гордостью. Еще бы ― ведь он принял меня за человека!

* * *

Сегодня, выпав из особенно глубокого забытья, я обнаружил, что последняя страница с черточками вырвана. «Сегодня» ― пора перестать употреблять это слово, оно лишилось смысла; когда бы я не обнаружил себя в сознании ― это всегда оказывается сегодня. Я нашел страницу на полу, разорванной. Соединив клочки непослушными пальцами, я увидел, что пользы в ней более нет.

Она вся изрисована черточками; их здесь, наверное, сотни. Некоторые черточки перечеркнуты другими таким образом, что получились кресты; а в одном месте неровные линии соединились столь причудливо, что в получившемся рисунке угадывается свастика.

Выходит, я пытался писать в бессознательном состоянии, как лунатик. К счастью, основной текст не пострадал; я не перенес бы потерю еще одного дневника. Идея вести записи была не такой уж плохой ― это занятие действительно удерживает меня в привычной реальности, не давая умереть или затеряться в удивительных мирах, которые я порой вижу в своих галлюцинациях.

* * *

Потерян еще один ценный инструмент. Я разбил зеркало. Когда я пришел в сознание, было раннее утро ― если судить по яркому солнечному свету, заливавшему квартиру через разбитые оконные стекла. Задергивая остатки штор, я случайно заметил, что руки покрыты какими-то бурыми пятнами. Попытавшись потереть их по привычке, я ничего не почувствовал, поэтому мог лишь догадываться, что это за пятна и откуда они взялись. Тут мне пришло в голову, что стоит посмотреть на свое лицо, тем более что я давно этого не делал.

Я дошел до кровати, на которой рядом с блокнотом лежат мои вещи: оружие, еда, лекарства и большой кусок зеркала. Взяв его обеими руками и приблизив к лицу, я увидел страшную образину. Восковое лицо в пятнах, ввалившиеся внутрь, безумно сверкающие глаза; нижняя челюсть противоестественно движется ― то ли жует, то ли пытается говорить. Но самое ужасное: рот и подбородок испачканы той же жидкостью, что и руки. Нет сомнений, что это именно жидкость, а если точнее ― чья-то кровь.

Поднеся зеркало вплотную к лицу, я пытался рассмотреть жуткое зрелище подробнее. К своему ужасу, я увидел свисающий изо рта шнурок. Поймав его не с первой попытки своими бесчувственными пальцами, я потянул за него и вытащил наружу клочок шерсти и небольшую лапку, похожую на маленькую человеческую руку. Когда я понял, что это был хвост некогда живого существа, меня стошнило. Произошло это как-то странно, очень гладко и безболезненно. Я почувствовал мысленный спазм ― именно мысленный, он был у меня в голове; организм по-прежнему ничего не чувствовал. Тело согнулось и извергло содержимое желудка прямо мне в руки, опять без каких-либо ощущений; я обнаружил в своих ладонях фрагменты тела мелкого грызуна ― мыши или крысы. Покрытые чем-то черным, похожим на блестящую плесень, они выглядели так, словно были не переварены, а разорваны на части, которые затем частично сгнили.

С меня было довольно. Мысленно закричав в отчаянии, я всплеснул руками, отчего зеркало слетело с моих колен на пол и разбилось на мелкие кусочки. Пытаясь поднять самый большой из них, я делал это так неловко, что изрезал себе все пальцы, но успеха не достиг. Теперь я не смогу увидеть себя со стороны; к тому же испачкал блокнот рвотой и кровью из порезанных рук. Хотя ― разве дневник зомби может быть иным? Как это все печально.

XVII

Не помню, когда последний раз выходил на улицу в ясном сознании. В сомнабулическом состоянии, похоже, делаю это часто. Вся моя одежда покрыта коричневыми пятнами, даже ботинки; пол в квартире испачкан следами того же цвета. Проверить, что это, не могу; но не сомневаюсь, что чья-то кровь. Судя по этим зловещим признакам, в фазе провалов памяти я ― довольно успешный охотник. Могу лишь надеяться, что это кровь животных, а не людей.

От вылазок наружу в ясном сознании меня удерживает неожиданная и неприятная мысль. Я вдруг подумал, что Слава, имея опыт службы в спецназе, вполне мог понять мою хитрость со сменой направления. Тогда он без труда вычислит мое местонахождение и выследит меня. Его единственной целью будет мое уничтожение, это понятно. Но меня беспокоит вовсе не угроза смерти от его руки. Я не хочу предстать перед ним в своем нынешнем виде. Мой теперешний облик мне самому кажется отвратительным и я не сомневаюсь, что Слава тоже должен признать меня чрезвычайно отталкивающим. Я стесняюсь собственной внешности! Надо полагать, я первый в истории стеснительный зомби, испытывающий неловкость и стыд из-за то, что он ― зомби.

* * *

Я иногда задумываюсь: почему никто до меня не пытался сделать подобное ― будучи зараженным, не отслеживал происходящие в себе изменения? Со случаями мгновенного превращения все ясно ― человек гибнет сразу и вести дневник уже некому. Но ведь многие превращались постепенно, подобно мне сейчас; почему же они не попробовали?

Мне приходит в голову единственное объяснение: страх смерти настолько завладел их сердцами, что они могли думать лишь о неизбежности собственного конца. Как и для меня вначале, весь мир для них сузился до размеров раны, нанесенной укусом.