Дневник мертвеца - [5]

Во множестве фильмов, посвященных подробному смакованию разнообразных гипотетических катастроф, военным отводилась заметная роль. Сначала плохие, негодные военные ведут себя как идиоты и проваливают миссию спасения; потом за дело берутся правильные военные, обычно возглавляемые президентом ― и триумфально спасают мир. Схема настолько привычная, что, я, признаюсь, первое время подсознательно надеялся, что придет армия и всех нас спасет. Увы, в реальности армию настиг тот же распад, что и прочие силовые структуры. В первые дни я видел несколько предположительно военных самолетов и вертолетов, они пролетали высоко в небе и стремительно скрывались из глаз. Кто управлял ими, какова была их цель ― неизвестно.

Один раз я видел военных в деле, когда шел в колонне беженцев из города. На дорогу перед нами выехали несколько бронетранспортеров; люди с плачем бросились им навстречу, надеясь на спасение. Вместо этого они получили поток свинца: башни повернулись, на колонну направили несколько крупнокалиберных пулеметов и открыли огонь. Началась паника, толпа стала разбегаться; крича, люди бежали во все стороны и затаптывали упавших и раненых. Я мчался вместе со всеми, не чувствуя под собой ног; инстинкты ― вот что наилучшим образом управляет человеком в подобных экстремальных ситуациях. Уже потом, прячась в подвале брошенного дома, я пытался представить, что могло заставить военных стрелять в ищущих спасения безоружных людей. Разумеется, я не знаю их истинных мотивов; я даже не знаю, к какому из многочисленных силовых ведомств относились бронетранспортеры и их экипажи; но думаю, ими просто овладел царящий повсюду страх. Может быть, они приняли колонну беженцев за толпу инфицированных.

Позже, когда я бродил повсюду, как безумный, в поисках своей семьи, мне приходилось сталкиваться с косвенными свидетельствами активности военных: бывая на окраине города, я несколько раз слышал сильную стрельбу. Я не большой знаток оружия и даже не знаю, откуда доносились выстрелы, потому что в городе звук отражается от домов и точное направление определить невозможно; но мне показалось, что бой велся с применением тяжелой артиллерии; оглушающие взрывы были слышны очень отчетливо. Я до сих пор не знаю, кто, где и в кого тогда стрелял.

Еще одним доказательством участия военных были попадавшиеся мне и другим многочисленные зомби в полевой форме. Очевидно, власти бросили армейские части в самую гущу заварухи, сильно переоценив их возможности в преодолении кризиса. Положительный момент заключался в том, что в открытом доступе ― если не считать преграды в виде тысяч слоняющихся повсюду зомби ― оказалось большое количество брошенного оружия, иногда довольно серьезного. Это существенно увеличило шансы выживших людей.

Вопреки созданным фильмами-катастрофами стереотипам, было невозможно пользоваться бесхозной военной техникой: танками, бронетраспортерами и прочим, равно как и любыми другими транспортными средствами. Дело даже не в недостатке бензина, причина очевидна для любого выжившего читателя ― из-за разбитых машин, поваленных деревьев, фонарных столбов, лежащих повсюду трупов и гор мусора дороги стали абсолютно непроезжими. Пожалуй, можно было бы попытаться использовать танк, да и то не везде. Позднее, когда стало чуть поспокойнее, естественным средством для преодоления больших расстояний казался велосипед ― еще попадались исправные экземпляры; но и с этим все оказалось не просто. Однажды я своими глазами видел, как зомби поймали человека на велосипеде. Он был вооружен: на спине висело ружье, из притороченной к багажнику сумки торчал топор. Они заметили его и бросились наперерез, их было около полудюжины. Он тоже увидел их и, очевидно, понял, что не успеет остановиться, соскочить с велосипеда и взять в руки оружие. Он отчаянно крутил педали, но они все равно догнали его. Как известно, при виде добычи зомби способны на короткие периоды поразительной активности; в такие моменты они могут бегать очень быстро. В другое время от этой сцены у меня перехватило бы дыхание, но душа моя давно зачерствела; я насмотрелся на такие ужасы, что гибель человека меня почти не тронула. Я лишь отметил про себя, что езда на велосипеде опасна и непрактична. Помочь ему я не мог, потому что привлек бы внимание еще примерно сотни ходячих мертвецов, что привело бы к моему быстрому, бесславному, и главное, бесполезному концу. После этого случая я никогда не садился на велосипед. Как и другие, я передвигался только пешком, держа оружие наготове, все время оглядываясь и прислушиваясь к каждому звуку.

II

Лето я встретил в пригороде, но не там, где прежде была моя дача, а в другом районе, немного западнее и южнее. Я не мог оставаться в месте, где буквально все напоминало о моей потере. Выбор, куда отправиться, был сделан почти случайно. Сгоревшая дача осталась на севере; восток я почему-то никогда не любил; путь назад в город был исключен, при этом уходить от него в соседние области тоже не хотелось ― пугала полная неизвестность относительно того, что там происходит. Оставались западные пригороды. В прежнем мире это направление считалось самым респектабельным, там проживала верхушка общества: миллионеры, представители властной элиты и им подобная публика. Последний раз я бывал в тех местах очень давно, будучи еще ребенком. В стране тогда правили коммунисты; собственно, именно их руководители облюбовали это направление для своих госдач. На одной из них я и проводил лучшие дни своего безмятежного детства. Теперь я подумал, что было бы неплохо увидеть вновь милые моему сердцу места; узнать, во что они превратились сейчас, во времена столь жестоких перемен.