Дневник Мелани Вэйр - [47]

Последнее время я слишком много заморачивалась, и это не шло мне на пользу. Например, недавно поломала барьеры Древней, и теперь могу совершенно некстати слышать её мысли или управлять своим телом, что ей совершенно не нравится. Да и мне не нравится, потому что у меня от этого кровь носом идет. А голова после раскалывается, будто её насадили на пику, как картошку для запекания.

Квартира, которую мы снимаем, действительно роскошная. Если бы у меня была такая, и не было бы Дэи… Ладно-ладно. Дэя тут не при чем. Квартира тоже. У меня в распоряжении её кредитка – на мое-наше имя, сама Дэя слилась в подпространство, и, сдается мне, не по своей воле. Я же понятия не имею, что делать со свалившейся на меня свободой. Действительно, что?

Я могу поехать куда угодно, и делать что захочу, но мне пусто без неё. Тоскливо. Когда кто-то круглосуточно находится рядом, является неотъемлемой частью жизни, привыкнуть к его или её отсутствию не так-то просто. Это я специально для великих психологов пишу, особенно для тех, кто любит порассуждать о независимости и самодостаточности. Во мне их сейчас выше крыши, и я счастлива, но её мне все равно не хватает. По-моему настоящая свобода – это сила признать, что ты готов быть несвободным от чувств к кому-либо. Утритесь.

Что касается Сэта… Он замечательный. Я могу помечтать о нем, но знаю, что мы никогда не будем вместе. У него наверняка есть женщина, а интерес к Дэе я не могу осуждать. Она многих сводит с ума. Своей неоднозначностью, безумством, первобытной чувственностью.

На самом деле для него это ерунда. Я видела, каким счастьем светились его глаза во время нашей последней встречи. Влюблен Сэт или же просто увлечен – не суть важно, главное, что счастлив. Рядом с нами он таким не выглядит: взбудораженным, сбитым с толку, возбужденным, но это все не то, если вы понимаете, о чем я. Приблизительно так же порно отличается от эротики.

Я бы хотела, чтобы у него все получилось с той женщиной, и чтобы их с Дэей дороги никогда не пересеклись по-настоящему. И уж тем более с Дарианом. Сэт для них всего лишь средство, и я надеюсь, что его никогда не коснется другая сторона нашего мира. Я желаю, чтобы Сэту удалось сохранить свою в чем-то по-детски трогательную наивность, мягкость и умение искренне сопереживать.

Не знаю, видят ли в нем это другие. Я вижу.

Рядом с Дэей – за всю её историю, рядом с нами – за время нашего соседства, я перевидала множество мужчин, самых разных. Знаете, какая черта отличает большинство из них? Нежелание чувствовать. По-моему, это проблема большинства современных людей. Проще закопаться в свои ракушки-панцири, в них никто не сделает тебе больно. Да что говорить, я сама такая была до встречи с Дэей.

Сэту легко сделать больно. Он доверяет людям, подпускает к себе, он умеет любить, радоваться по-настоящему. Быть его другом или подругой, просто находиться с ним рядом уже счастье. По крайней мере, для меня.

Дэи по-прежнему нет, как назло, а я ведь собиралась о многом поговорить. Зато в тишине внутреннего молчания я поняла, что давно хотела сделать. Раньше задуматься всерьез возможности не было. Да и желания, наверное, тоже. С сестрой мы никогда не дружили, отец до сих пор считает меня самым большим разочарованием в своей жизни. А мама… Хм, я даже не помню, как мы попрощались. И попрощались ли.

Память вырванных из жизни эпизодов возвращается ко мне вместе со свободой, но в отношении отъезда из родительского дома – по-прежнему чистый лист. Я могу бояться сколько угодно, но лучше сделать это прямо сейчас. Пока у меня есть шанс. Неизвестно, что будет завтра. Может, мое сознание вытечет вместе с мозгом через уши.

Набрав номер, я с замиранием сердца прислушивалась к гудкам, и уже почти утратила надежду на то, что мне ответят, когда на том конце раздался мамин голос.

– Алло.

– Алло, мам… – я поперхнулась и закашлялась, понимая, как хрипло и сдавленно звучит мой голос, – мам, привет. Это Мелани.

– Ах, решила позвонить все-таки.

– Да, – я чувствовала, что вот-вот расплачусь. Последние месяцы моей жизни напоминали хождение по углям, но я в самом деле с трудом сдерживалась, чтобы не закатить истерику в лучших традициях мелодрам. Почему я не героиня голливудского сопливо-слезливого кино? Ей было бы простительно.

– Есть что сказать?

– Да, мам. Что бы я там ни сделала… я люблю тебя… вас. Простите меня, пожалуйста.

– Что значит, что бы ты там ни сделала? Ты сломала отцу руку, подралась с Патрисией, и думаешь, что тебя примут с распростертыми объятиями? Перед тем как уйти из дома, сказала, что чихать хотела на таких гадов, и захлопнула дверь. Да ты радоваться должна, что мы отпустили тебя в Сиэтл, а не отправили в полицию. Посмотрела бы я, как тебе понравилось сидеть в камере вместо лекций…

Я нажала отбой и вместе с трубкой сползла прямо на пол. Что ж, вот я все и узнала.

«Чихать хотела на таких гадов».

Да, это моя семья… Точнее, когда-то она у меня была. Наверное. Не могла же я родиться с мыслью о собственной полной никчемности в культе Патрисии? Не мог отец, посмотрев на меня в колыбели сказать: «Дорогая, во второй раз у нас получилось полное дерьмо!» – а мать развести руками и молча согласиться.