Дневник Мелани Вэйр - [40]

Когда приедалась борьба, Ниайре искала интересных людей. Вопреки принципам Дариана, она выбирала тех, кого общество выбрасывало за борт, считая лишним, ненужным или недостойным. Тех, кого стоило отпустить в мир не на потеху Ордену, а с целью заложить основу новой расы.

Хасан Аль-Катада, младший сын богатого шейха, бросивший вызов времени и эпохе, отказавшись жить по устоям современного общества. У него не было ни трагической любви к простолюдинке, ни возвышенного желания изменить мир или сделать его лучше. Он родился бунтарем по натуре. Высокий, смуглый темноволосый и темноглазый темпераментный красавец. Она наблюдала за ним какое-то время, прежде чем изменить его.

К тому времени, как они познакомились, её уже звали Дэя. Она выбрала имя девочки из прошлого, чтобы хотя бы изредка вспоминать о том, что есть суть человечности. Впервые Ниайре задумалась об этом на стыке эпох, когда события, позже породившие множество мировых религий, всколыхнули весь мир. Ей, на тот момент перешагнувшей порог своего первого тысячелетия, все казалось блажью и беспочвенным раздуванием пороков и значимости на пустом месте. Странным образом события Иудеи не оставили её равнодушной, напомнили о потерянном в веках чувстве, и она поняла, что была безмерно близка к Бездне Дариана. Стать такой же, как он, превратиться в подобие человека, красивое божество, лишенное чувств и эмоций? Нет, ни за что.

С Хасаном она провела жалкую сотню лет – нередких встреч, заканчивающихся горячим сексом и столь же яркими расставаниями. В мире благодаря их стараниям становилось все больше измененных. Они уделяли много времени обучению осторожности, навыкам охоты, выбирали лучших – тех, кто действительно мог выжить и обхитрить орденских псов. Счет шел с переменным успехом, многие гибли, не успев преодолеть порог пятидесятилетия, но Хасан был жив. Это не могло не радовать, и Дэя чувствовала, что не ошиблась, остановив свой выбор на нем.

Воспоминания о последней встрече с Дарианом практически померкли, но история с Ияром по-прежнему жила в её памяти. Дэя больше не страшилась потерь, а Хасан со временем ей наскучил. Когда схлестнулись два схожих темперамента, это было весело лишь первые десятилетия. Смешные попытки мужчины оспорить её первенство начали раздражать. Понимая, что рано или поздно оторвет ему голову, Дэя вышвырнула его из собственной жизни. Не то чтобы ей было жаль собственного творения, уничтоженного во вспышке ярости, но она не забывала о брошенном вызове. Проиграть Дариану она не могла, а Хасан был умен и перспективы развития расы измененных перевешивали желание поставить на место зарвавшегося мальчишку.

Мелькали столетия, правители и государства, эпидемии уносили сотни и тысячи человеческих жизней, и Дэя привыкла к собственной неуязвимости, как к чему-то изначальному. Дни, когда будучи беззащитной девчонкой она мечтала лишь о том, чтобы добраться до кинжала и забрать с собой к демонам одного-единственного ублюдка, практически стерлись из памяти. Собственное могущество и возрастающая сила пьянили, будоражили, снова и снова, раз за разом позволяя увериться в безнаказанности. Дэя могла получить все, что угодно, под ногами раскинулся весь мир, и в то же время у неё не было никого и ничего.

Любое обретение казалось незначительным и бесполезным, сменяющие друг друга любовники – жалкими и пресными. В каждой эпохе было чему поучиться, но новые занятия надоедали слишком быстро. Приелась даже охота, и первым постоянным спутником стал новый виток безумия. Были ещё танцы и рисование. Она танцевала каждую эмоцию, которую пережила когда-то. Любовь-ненависть к Дариану, отчаяние и боль потери, смерть и новое рождение, писала картины и в них раскрывала всю глубине собственной бездны. В каждом дне, в каждом мгновении Дэя находила то, что можно выплеснуть в танце, раскрыть через первобытные резкие рывки или страстную чувственность кисти, гуляющей по шелку.

Конец восьмого века нашей эры. Небольшой городок на севере современной Германии был интересен разве что для охоты. Она путешествовала по Франкскому государству, сражаясь со скукой самыми экстремальными способами. Например, убийство в людном месте и погоня за теми, кто изначально пытался её преследовать. Даже остановившись над десятками разорванных тел, Дэя приходила в себя лишь в краткие мгновения просветления.

О своей печали она с тоской рассказывала перепуганному до одури селянину, без труда удерживая его за горло. Ей надо было с кем-то поговорить, а он, возвращаясь из леса, увидел путницу у костра, и не смог пройти мимо. Мужчина жалко дрыгал ногами, а когда Дэя разжала пальцы, просто рухнул на землю. Он хотел закричать, но под её взглядом замер, не в силах пошевелиться.

– Поднимайся, – приказала она, не повышая голоса. Он подчинился, как если бы некто невидимый резким рывком вздернул его за плечи и поставил на ноги, – что интересного я могу найти в вашей глуши?

– Ничего такого, госпожа, – пробормотал он сквозь полузабытье дурмана внушения, – разве что казнь…

– Неплохо, – Дэя приблизилась вплотную – она едва доставала ему до груди, и тот покорно опустил голову, чтобы она могла коснуться пальцами его подбородка. С недавних пор ей стали интересны самые изощренные казни и пытки. В издевательствах друг над другом человечество совершенствовалось из года в год. Единственное, что по-прежнему вызывало в ней стойкую, на уровне животной агрессии неприязнь – надругательства над беззащитными женщинами.