Дневник maccolit'a. Онлайн-дневники 2001–2012 гг. - [20]

Они умеют уметь.

Мы одеваемся, а они умеют одеваться. Мы едим, а они умеют есть. Мы пьем, а они умеют пить. Мы пишем, а они умеют писать. Мы живем, а они умеют жить.

Зато мы умеем смеяться.

Еще немного похоронного 8 апреля

На похоронах Конецкого, как и на других, все чаще случающихся похоронах писателей старшего поколения, бросалось в глаза полное отсутствие молодых лиц. На этот раз особенно, потому что за поминальным столом сидело не 20–30 человек, а больше 200. И всё ветераны или близкие к ним.

Единственные 2 девушки оказались внучатыми племянницами. У Конецкого был брат Олег Базунов, тоже писатель, но гораздо менее известный. Отношения у них были сложные. Базунов был писателем-стилистом: сложная витиеватая фраза, проза как бы «ни о чем», полная противоположность брату. Я помню его книгу (?) то ли «Тополь», то ли просто «Дерево», где долго и подробно описывалось дерево, растущее за окном. Его жизнь.

Скучновато, не скрою.

Так вот – и Конецкий, и Базунов – это не «родные» фамилии. Не по отцу. Удалось у внучатых племянниц узнать и «настоящую» фамилию В. В.

Но я отвлекся. Жаль, что такой поколенческий разрыв. Эгоистично (тщеславно?) подумалось, что на моих похоронах молодых будет больше.:)

И всё. И хватит об этом.

И снова ящик 8 апреля

Вчера Марианна Баконина, известный питерский тележурналист, записывала меня для своей новой программы «Люди и страсти».

Выяснилось, что моя страсть – Интернет.

Никогда бы не подумал.

Но не телефон точно.

Как всегда, вопросы типа: а хорошо это или плохо и не является ли Интернет а) помойкой, б) источником разврата, в) наркотиком и проч. Я вяло отвечал, что ни то, ни другое, ни третье.

Что для вас Интернет? Как он изменил вашу жизнь?

Полностью, говорю. У меня не осталось друзей и знакомых, не подключенных к Интернету.

И так далее.

VIP (Арсений Тарковский) 8 апреля

Только что отметили 70-летие Андрея Тарковского. Я не был с ним знаком, зато мне посчастливилось встретиться с его отцом Арсением Александровичем Тарковским.

Было это году в 1988-м, незадолго до его смерти. Я тогда довольно часто бывал в Матвеевском, в Доме ветеранов кино, который использовался и как дом творчества. Я работал с моим мосфильмовским режиссером Алексеем Николаевичем Сахаровым (Царство небесное) над сценарием нашего второго фильма «Лестница», где впоследствии сыграл главную роль Олег Меньшиков. И вот в столовой Дома ветеранов я сидел за одним столиком с Арсением Тарковским и его женой Еленой Михайловной (если правильно помню отчество). Она была вполне светской дамой, оживленно со мною беседовала о литературе и кино, сам же Арсений Александрович хранил молчание, его взгляд был устремлен куда-то вдаль, туда, откуда не возвращаются. У стариков я не раз наблюдал такие взгляды.

Иногда он коротко подтверждал сказанное женой. Он мне подписал свою первую книгу «Перед снегом» (1962), из которой я и узнал, собственно, о существовании этого замечательного поэта.

Лишь один раз, как мне помнится, он оживился, выражая какое-то беспокойство. Поискал кого-то взглядом, сделал нетерпеливое движение… Это было необычно. Жена спросила его, в чем дело.

– Мне забыли принести кефир, – сказал он.

Тут же кефир был принесен.

Меня тогда поразило то, что большой поэт, готовящийся ко встрече с Вечностью, так обеспокоен каким-то кефиром. Почему я и помню этот эпизод. А теперь я смотрю на дело философски и понимаю, что мелкое и житейское может волновать всех, особенно стариков.

Оставайтесь молодыми.

Как это было. Мемуары 12 апреля

Боюсь, что никто из присутствующих осознанно не отмечал День космонавтики в момент его зарождения, то есть в день полета Гагарина.

В тот день, 12 апреля 1961 года, мы с моею будущей женой сорвались с лекций в Политехе и поехали в Эрмитаж. Я тогда только что открыл для себя импрессионистов, прочитав книгу Ирвинга Стоуна про Ван Гога (не помню, как называлась), и мы любили ходить на третий этаж их рассматривать.

Залы эти в те времена были почти абсолютно пустыми. Про импрессионистов никто не знал, кроме искусствоведов, полагаю. Народ безмолвствовал. Зато смотреть было приятно.

Как вдруг, случайно взглянув в окно, я увидел у Александровской колонны толпу человек в 100, которые занимались тем, что в литературе называлось словом «митинг». То есть кто-то что-то бурно говорил, взобравшись на возвышение, остальные слушали, махали руками, были явно возбуждены. И транспарант присутствовал, но вот что на нем было написано – разобрать сверху было нельзя.

То есть картина была настолько дикая для 61-го года, что я схватил Марину за руку и с криком: «Бежим туда!» – повлек ее на площадь. Ибо митингов в то время было 2 – на Первое мая и на 7 Ноября. Они же совпадали с демонстрациями. Иных митингующих скоплений людей на улице никогда не наблюдалось, они были попросту ирреальны.

Прибежав туда, мы узнали, что полетел Гагарин. А с Дворцового моста, по самой середине, уже рекой тек Университет. Растерянная милиция, не зная, как реагировать, решила возглавить шествие. Собственно, выбора у нее не было.

Мы присоединились к колоннам и отмахали весь Невский туда и обратно – от Адмиралтейства до Московского вокзала. И все окна были открыты, и люди пели и смеялись, и это было прекрасно, как Глоток Свободы.