Дневник любовницы мафии - [70]

— Поцелуй меня.

— Зачем? — этим я выдала весь свой страх.

— Целуй меня! — заорал он.

— Ты пьян, пусти! — сорвалась я. — Мне очень больно.

— Я пьян? Нет-нет, Карина, я не пьян! Просто я тебя хочу, понимаешь?

Еще бы не понять! Он решил «отомстить» Алексу. Вот так своеобразно. И да, его губы оказались на моей шее, не помню более противного ощущения, однако хватка его рук начала ослабевать, и я почувствовала некоторое облегчение. И на этот раз у меня не было вазы, не было защитников, не было никого, кто мог бы помочь. Мои защитники дружным скопом спасали сестру! Макс крутанул меня, едва устояв на ногах и почти уронив, а затем потащил в спальню. Я отпиралась, кусалась, царапалась, но он был пьян, не уверена, что он даже чувствовал то, что я делала. Пьяный человек — уже не совсем человек.

Неужели я выиграла борьбу за собственную неприкосновенность у того, кого любила и проиграла тому, кто совершенно ничего для меня не значил? Я заливалась слезами, кричала, но стоило мне почувствовать спиной бархат покрывала, как паника пошла на новый виток. Я пиналась, отбивалась, как животное. Наверное, я на редкость жизнелюбива, учитывая сколько на меня уже свалилось, а я все еще не сдалась.

— Прошу, пожалуйста, — простонала я. — Прошу, не надо, Максим, пожалуйста. Не надо так со мной, я ничего тебе не сделала! Господи, да за что?! — мои мысли были почти бессвязными и только одна ясная. Лучше бы со мной сюда поднялся Алекс. Дима перехитрил всех и самого себя. Алекс… он бы точно поднялся, чтобы донести чемодан Нади. Не знаю почему, но я была в этом уверена. — Алекс… — вырвалось у меня. Это стало последней каплей для неудачливого любовника, он ударил меня по щеке, а потом разорвал на мне одежду. Я даже не кричала, стараясь все силы вложить в сопротивление, отбивалась от его вездесущих рук. Он ударил меня головой о спинку кровати. Тем местом, где у меня шрам. И несколько мгновений я была парализована болью и страхом. А может, потеряла сознание, не знаю. Но я отчетливо помню, как комнату огласил звук расстегиваемой ширинки. Еще чуть-чуть, и от моего крика посыпались бы стекла.

Я снова проиграла. Душевные терзания смешались с парализующей физической болью от каждого его движения. Мне оставалось только ждать, когда Макс отключился, я закрыла лицо руками, чтобы ничего не видеть и не чувствовать алкогольных паров. В свете подобных событий увидеть сегодня Алекса вообще было подарком. Что же они со мной делали?! Как вообще посмели. Наконец, послышался глухой стон Максима, он рухнул на кровать и мгновенно захрапел, а я скатилась на пол. Меня долго рвало. Смотреть на свое тело, сплошь покрытое синяками, было невыносимо.

Я ничего не сделала Максиму, хотя могла бы даже кастрировать, не думаю, что он бы проснулся. Будь мне не настолько плохо, я бы подожгла, наверное, квартиру, не пожалев ничего и никого, но меня не слушались ни руки, ни мозг. Все оставшиеся силы ушли на переодевание и я поехала в свое безопасное место — к Диме. Вот только я не вспомнила, что в тот момент он спасал жизнь моей сестре! Это вообще чудо, что меня не остановили копы, ведь я кому-то снесла зеркало, свою машину несколько раз поцарапала, да и бросила ее около дома Алекса так, что протиснуться мимо смог бы не каждый, а потом свернулась в кабине лифта, поднимаясь на этаж Димы. И только надавив на звонок вспомнила, что он на работе, к тому же по моей вине. А мне-то казалось, что уже вечность прошла, но это был один лишь только день, один нескончаемый день. Сил куда-то еще идти не было, а потому я плюхнулась на лестницу и прислонилась головой к перилам.

Болело все тело. По лицу непрерывным потоком текли слезы.

И правда, это же моя жизнь. Если все хорошо, то оно просто не может не превратиться в полную противоположность — в ужас-ужас-ужас. В голове появилась вдруг жутчайшая мысль — лучше бы той гребаной ночью я умерла. Лиза, я сдаюсь. Я больше не могу бороться. У меня не осталось сил бороться ни с чем, ни с кем. Кажется, я пыталась сражаться с ураганом, стоя на краю утеса. И упала.

Часа через четыре, а, может, больше приехал Дима. Он выглядел усталым. Но моему визиту не удивился. Видел машину (хотя кто ее не видел и трехэтажным не покрыл)?

— Карина? — ошарашенно спросил он, касаясь моей мокрой щеки. — Ну не плачь, все хорошо. Она в порядке. Как я говорил, Надя вне опасности, — гладил он меня по плечу. А я боролась с желанием сбросить его руку. — Ей сделали операцию на ноге, зашили голову. Она отлежится и все. Пойдем ко мне, ты замерзла.

Он протянул мне руку, помогая подняться, я приняла ее, оперлась, и тут широкий рукав соскользнул, обнажая багровые синяки. Дима как завороженный уставился на мою руку. А потом обратил внимание на выражение лица и спешно убрал ладонь, догадавшись.

Думаю, его учили, что делать в таких ситуациях, потому что дальнейшее его поведение было безукоризненно вежливым и ненавязчивым. Он оставил на столе снотворное, болеутоляющие и какие-то мази. А также он оставил банные принадлежности. И ни о чем не расспрашивал.

— Я спущусь к Алексу. Переночую у него. Вернусь утром. И я буду задавать вопросы, — предупредил он.