Дневник леди Евы - [31]

На этом они попрощались. Но после отъезда герцогской четы Глэдис навестил еще один человек. Катберт пришел поблагодарить ее за заступничество, а в конце разговора вдруг сказал:

— Не будет Вам здесь покоя, миледи. Уходили бы Вы отсюда, вместе с мальчиком. Слушайте! Раньше я был королевским лесничим, и знаю одно хорошее место. На границе владений Лоувелли и Блэкстонов есть участок королевского леса. Там раньше охотились, но теперь остался такой маленький кусочек леса, что и охотиться негде. Но охотничий домик остался. Я там жил. Другие лесники его перестраивали, так что он и сейчас еще крепкий. Уходите и живите там. Если что, я скажу, что Вы за домом присматриваете.

Катберт объяснил, как добраться до этого домика, и ушел, а Глэдис задумалась.

Глава 6. Побег

Чем больше Глэдис думала о словах Катберта, тем яснее для нее становилось, что егерь прав. Здесь Джею угрожала опасность. Молодая женщина даже не удивилась, когда на следующий день стало известно, что Дик сбежал. Глэдис была уверена, что сэр Арнольд приложил руку к его побегу — он не стал бы оставлять такого важного свидетеля в замке.

Главный сообщник сэра Арнольда был нейтрализован, но, возможно, есть и другие, или таковые найдутся в ближайшем будущем. Быть постоянно рядом с сыном не получится, это тоже было понятно. Оставалось только уйти из замка, и только так, чтобы никто не мог знать, куда. Но что делать там, за стенами замка? Жить в домике, о котором говорил Катберт? Надо же как-то зарабатывать на жизнь — опять скитаться из деревни в деревню, задерживаясь на одном месте только до тех пор, пока позволяют местные жители? А с кем оставить Джея? Ясно было одно. Оставаться в замке — значит обречь ребенка на неминуемую смерть. Ему даже не дадут вырасти.

Однако пока как будто все было тихо, и Глэдис была уверена, что после такого громкого дела на некоторое время ее с ребенком оставят в покое, она даже стала снова оставлять его на попечение Мэг и вернулась к медицинской практике. Теперь это было важно как никогда: за время жизни в замке, ей удалось скопить немного денег. Бывало, что она лечила совсем бесплатно, но чаще всего пациенты все же старались заплатить. Расплачивались продуктами и поделками ремесленников, иногда и деньгами. В основном Глэдис довольствовалась тем, что ей давали. Суммы она редко назначала сама — только когда приходилось делать сложные операции, использовать дорогие лекарства, или когда ей попадались люди, похожие на жену йомена, которому она когда-то оперировала руку. По опыту Глэдис знала, что такие будут недовольны исходом лечения независимо от результата, так пусть хотя бы заплатят за лекарства — и оговаривала условия заранее.

Тратила она немного — только когда нужно было заплатить кому-то из замковых мастеров, но это случалось не так уж часто, а едой и одеждой ее обеспечивал хозяин замка, стоило только к нему обратиться. В последнее время, правда, ей чаще всего приходилось изготавливать одежду и другие нужные предметы самой, но у нее были ткани в запасе, а шить молодая женщина научилась у Мэй, поэтому, вещей у нее и ребенка было достаточно.

И все же, несмотря на то, что пока на большинство насущных вопросов, не было ответов, молодая женщина стала готовиться к побегу. Она отобрала только самое необходимое, то, что можно унести в руках и сложила это в холщовый мешок, который спрятала под матрас своей кровати. Ещё раньше Глэдис заказала у скорняка объемную прочную кожаную сумку с твердым каркасом, которую можно было бы повесить через плечо. Эта сумка не раз выручала ее, когда нужно было поехать к больному в близлежащую деревню, или принести в "медпункт" очередную партию лекарств, изготовленных в комнате. Теперь молодая женщина постоянно держала в ней набор наиболее часто применяемых средств, самые редкие ингредиенты и инструменты.

Приготовления были почти закончены, когда снова вмешался случай. Однажды вечером, когда после приема больных молодая женщина возвращалась в донжон, ее внимание привлек возникший на пороге входа в жилое крыло отец Джозеф. Он появился тихо, почти крадучись, и, оглядевшись вокруг, не произнеся ни слова, сделал приглашающий жест. Глэдис обернулась. Во дворе было мало народу, в основном, мастера и слуги заканчивали работу и все уже находились или в помещениях, или под навесами. Никто не обращал внимания на то, что происходило во дворе. Заинтригованная, молодая женщина направилась к жилому крылу. В общем-то, это не было чем-то незаурядным, она продолжала заглядывать в часовню время от времени.

Отец Джозеф казался крайне взволнованным. Он буквально втащил Глэдис за рукав в часовню, а затем в исповедальню.

— Простите мне такую настойчивость, — лихорадочно зашептал он, — но боюсь, у меня есть причины так поступать! Не говорите ничего, у нас мало времени! В случае, если сюда кто-нибудь придет, я возьму на душу грех (да простит мне Господь!) и скажу, что Вы приходили на исповедь. Но речь не о том. Глэдис! Я не всегда одобрял то, что Вы делаете, но сердце мое говорило, что избавлять от страданий тех несчастных, что живут в замке и его окрестностях — дело благое. И я дал слово Господу, что Вы спасете тела, а я, грешный, буду спасать их души в меру скромных сил своих! А теперь настал черед спасти Вас! Я не могу открыть Вам всего, у меня нет на это права, но поверьте — Вам и Вашему сыну грозит опасность! Вы должны покинуть этот замок! Слышите? Как можно скорее! Когда отошлют Вашу служанку, знайте — беда уже близка! А теперь идите! И торопитесь! Никто не должен знать, что Вы предупреждены! Я буду молиться за Вас!