Дневник кушетки - [2]

Хорошенькая дамочка осмотрелась, сделала гримаску, и снова взор ее остановился на мне. Как я благословляла эти прекрасные карие глаза!

— Впрочем, — сказала она, — сто сорок франков… Если она прочна…

— Я ручаюсь за ее качество, сударыня; лучшего не бывает в этом жанре и по этой цене; и, как вам известно, мы никогда не обманываем своих клиентов.

— Я люблю сочетание красок различных оттенков, — прибавила дама.

— О, сударыня, здесь такое разнообразие цветов, которого вы нигде не найдете. Мы сами делаем обивку, и эти перемежающиеся цвета — одна из тайн нашего производства. Я вам даже скажу, что в этой гораздо больше вкуса, чем в той. Та несколько бьет в глаза.

Он указал на мою рыжую невзрачную соседку.

— Я думаю, она ужасна! — воскликнула дама.

— Не правда ли, сударыня? — поторопился заискивающе сказать другой приказчик.

— Можете ли вы доставить ее сегодня же? — спросила дама.

— В Париж?

— Да.

— Конечно, сударыня. Вы оставите адрес в кассе, а я позабочусь о немедленной отправке. Если подвода подрядчика уже уехала, я поспешу отправить специально заказанную.

И они отправились к кассе.

Дело было решено. Меня должны были убрать.

Через десять минут меня завернули в серую бумагу, перевязали бечевкой и так скоро вынесли, что у меня не было даже времени распрощаться со своими товарками и с магазином, где я провела первые месяцы жизни… Меня взвалили на телегу. Телега покатилась, и я вскоре оказалась на месте назначения.

— На первый этаж, — сказала жена швейцара, к которой обратился возница, — на второй площадке.

Меня понесли, едва ли не с благоговением, возница и швейцар по узкой, темной, выкрашенной в серый цвет лестнице. У двери швейцар позвонил. К моему изумлению, появилась не та дама, которая приходила, чтобы меня приобрести. О, ужас! Это был мужчина.

Меня внесли. Я миновала переднюю, маленький зал, столовую и была поставлена в спальню, где мне суждено было пробыть впоследствии так долго, и, признаюсь, не проскучав ни единого дня.

Но прежде, чем дать вам возможность понять, насколько я могла быть счастлива в такой обстановке, я должна покончить с описанием, которое будет состоять, таким образом, из трех частей: необходимо сказать как о моем новом хозяине, так и том месте, которое отныне стало для меня, как говорят, «домом». Хозяин квартиры не оказал мне достаточно радушного приема; он окинул меня сверху донизу недовольным взглядом, напрасно стараясь отыскать во мне что-либо изящное, скорчил гримасу, и я услышала процеженный сквозь зубы несправедливый упрек: «Фу!..»

Вот и все.

Он меня оставил в углу, и я не видела его в течение почти всего вечера, но зато мне представился случай осмотреться вокруг. Опечаленная, меланхоличная, готовая заплакать, я вступила в сношение с различными предметами, расположенными в спальне, в которой мне суждено было провести такие интересные минуты, о которых любая кушетка может только мечтать.

После внимательного осмотра всех предметов я, признаюсь, вновь почувствовала как рождается самоуверенность и невольно подумала про себя: «Может быть, я и не очень хороша, я это знаю, так как была «волком» в магазине, но в общем, я думаю, вокруг меня такая же публика».

Я ухмыльнулась при этой мысли и поздравила сама себя с тонким развитым вкусом.

— Мы должно быть все одного поля ягоды, — произнесла я совершенно тихо.

Как бы предугадав свои будущие обязанности, я остановила свой взор на кровати. Я, вероятно, должна быть для нее страшной соперницей. Так впоследствии и оказалось. При удобном случае я поведаю о наших бесполезных столкновениях, теперь же мне не хочется об этом распространяться.

Маленький стул, набитый шерстью, гордо расположился в середине комнаты и, приняв вид часового, готового во всякий момент с остервенением на меня наброситься, буркнул по моему адресу:

— Э! Пожалуйте… кушетка!

Я обошла молчанием его обращение.

Рядом с ним стояло широкое кресло, гордое своей бесполезностью. Оно, казалось, думало, осматривая кровать, маленькое кресло и меня: «Я не из таковских!»

Эта спесь мне была более несимпатична, чем дерзость маленького стула, так как тот по крайней мере назвал меня по имени. Поэтому я обратилась к гравюрам и портретам, развешанным там и сям. Это были рисунки не весьма приличного свойства: полуодетые дамы на них целовались с такой страстностью, какую только можно передать на бумаге; здесь изображалась ласка такая сладострастная, что у меня от нее невольно пробежала дрожь по телу.

Но как описать мою радость, когда я заметила среди множества рам портрет, да, портрет молодой женщины с большими карими глазами, явившейся положить конец моему утомительному ожиданию, в котором я пребывала так долго в этом ненавистном магазине. Это была она, улыбающаяся, элегантная и нежная! С какой любовью я ее рассматривала! Ее прелестные глаза, казалось, были устремлены на меня, как будто она желала сказать, что я являюсь для нее желанной.

Итак, я не буду совершенно одинокой в моем новом жилище; я там тотчас же нашла себе друга.

С наступлением ночи мои мечты и размышления были прерваны шумом от поворота ключа в отдаленном замке; послышались тяжелые, уверенные шаги; явился действительный владелец квартиры и мой хозяин.