Дневник кота с лимонадным именем - [5]

— Какой-то незарегистрированный балбес или старичок, впавший в деменцию, безобразничает, — сделал вывод Шарик.

— Мы кого-нибудь пошлём с вами, — сказала Чешуйка, беря со стола какие-то бумаги и быстро их просматривая. — Шарик, кто у нас свободен? Песя Три Травки?

— Отпуск по семейным обстоятельствам. Женится, — тут же ответил Шарик.

— Сконан Баклажан?

— На съезде специалистов по разведению пофрунки миниатюрной, в качестве консультанта. Через неделю возвращается.

— Одноглазый Кот? Ифрит? Подснежник?

— В поле.

— Безжалостная Луана?

— Да ей рожать через два месяца, глянь в её карточку! — рявкнул Шарик.

— И правда… Вот хреновина-то. А кто ж остаётся?

— Микел… — буркнул дракон, свесив уши. Оба поглядели на старосту Любавы как бы в некотором замешательстве.

— Микел… Ага… — произнесла Чешуйка. — Микел… Прекрасно, значит, будет Микел.

— А что, с ним что-то не так? — с подозрением поинтересовался староста.

— Да что вы! Всё в наилучшем виде! Профессионал! С дипломом! — горячо возразил Шарик. Слишком уж горячо.

— Так я подготовлю документы! — Чешуйка закашлялась. — Вы тут посидите, пожалуйста. Сотрудник Шарик, приведите драконера Микела с целью получения задания.

Четвероногий сотрудник направился к находившимся в задней части помещения дверям, в которых было вырезано отверстие с крышкой. Проходя мимо старосты, зверёныш тихо буркнул:

— Только петь ему не давай.

Таинственные слова сотрудника Шарика вскоре стали вполне понятными, а старосту раз за разом хватал самый очевидный кондрашка. Не то чтобы он имел что-то против драконеров, боже упаси. Подобно кузнецу, пастуху или, с позволения сказать, сводне, драконер тоже имеет право на своё место на земле. Староста пробовал убедить себя, что без этого МОДа с драконами было бы ещё больше хлопот, чем теперь, когда МОД существует и действует. И закон даже позволяет освобождать плату за услуги драконера от налогов. Тем не менее Микел страшно его раздражал и беспокоил.

Прежде всего он был — по понятиям старосты — слишком молод! Охотник на драконов должен быть ещё не старый, но в летах, опытный, закалённый, с суровым, испещрённым шрамами лицом, с серебряными нитями седины в волосах. Староста решительно ничего не имел бы против, если б он носил, к примеру, ожерелье из драконьих зубов. А Микел был, правда, росту изрядного, но зато худющий; про украшения из драконов можно сразу забыть; волосы у драконера были светлые, как лён, длинные и связаны на затылке в маленький хвостик, а поскольку (что уж там скрывать) пряди завивались крутыми локонами, казалось, что драконер носит на голове крошечного кролика с пушистым хвостиком. Даже огромный меч, который Микел тащил за спиной, немногим улучшал ситуацию.

— Это на драконов? — поинтересовался староста в самом начале знакомства, пытаясь пробудить в себе хоть мало-мальское уважение к профессиональному убийце драконов.

— Да нет, — добродушно ответил тот, — этот для людей. Для драконов, зомбаков и прочей нечисти у меня пищаль и арбалет имеются. Я и не думаю так близко к ним подбираться.

Таким рассуждениям нельзя было отказать в справедливости, видно, паренёк и в самом деле оказался смышлёным, но на этом его добродетели и заканчивались. Во-первых, на первом же привале обнаружилось, что драконер не ест мяса, потому как он, видите ли, «вегерианин» или что-то в этом роде. Парень весьма достойно объяснил старосте, что убивать животных «с целью добывания пищи» неморально. И он лично эту неморальную колбасу есть не собирается, хотя староста может её вполне неморально употребить, потому что он, Микел, весьма терпимый человек. Только вот у старосты та колбаска поперёк горла встала, и он чуть не подавился, глядя, как драконер поедает хлеб с морковкой. Эта вегора-что-то-там всё-таки была страшно глупой религией.

А во-вторых, Микел обожал петь, но у него не было ни малейших способностей к этому. Старосте потребовалось совсем немного времени, чтобы все его желания свелись к тому, чтобы отрезать Микелу язык или на худой конец себе уши, хотя охотнее он бы сделал первое.

Почти целых два дня — столько длилось путешествие до Любавы — несчастный староста принужден был выслушивать фальшивые завывания трактирных песенок, романсов и драконерских баллад. Конь юного драконера, огромный гнедой мерин, похоже, давно освоился с привычками своего хозяина и с философским спокойствием плелся по большаку, а вот лошадка старосты, запряжённая в возок, то и дело испуганно вздрагивала, прядала ушами, и управлять ею было в два раза тяжелее, чем обычно.

А когда они наконец добрались до Любавы и старостиха вместе с двумя раскокетничавшимися дочками начала вовсю угождать тощему охотнику на драконов, староста окончательно потерял терпение. Девок запер в избе на щеколду и велел перебирать фасоль, которую сам же в кладовке перемешал с горохом. А драконера отправил спать в ригу на сено, напомнив, чтоб тот прямо с утра брался за работу, потому как оказалось, что, пока старосты не было, драконище снова угостился на славу, на сей раз двумя курочками, а третья умерла со страху, и пришлось её сварить, хотя до того она прекрасно неслась. Одни расходы.