Дневник Кати Громовой - [32]

17 декабря (четверг)

Марта отказывается брать у меня лекарства. Даже дверь не открыла, а у самой голос сиплый-сиплый. Ну и чёрт с ней, умолять её не буду. Истеричка. Надеюсь только, что она не умрёт из-за своей простуды.

18 декабря (пятница)

Дневник, случилось ужасное. Я сейчас говорила по телефону

19 декабря (суббота)

Кашляют Женя, Ваня, бабушка. Владик и мама пока вроде ничего.

20 декабря (воскресенье)

Это конец. Теперь стали кашлять и мама с Владиком. Они все больны.

Есть шанс, что это простая ГЧ, а не КС.

Это не может быть КС, Дневник. Ведь правда?

21 декабря (понедельник)

Нет, это КС. Они сказали, что у них появилась сыпь по всему телу.

Я пойду к ним. Теперь нет смысла бояться, что я их заражу.

Так. Надо взять себя в руки.

Я в своей спальне. Они — в своих комнатах. Владик плачет, когда не кашляет. Мама пытается его успокоить, но он не останавливается. Я не могу на них смотреть.

Телефон Алёны Дмитриевны не отвечает, так что уколы с наркотиком достать неоткуда. К военным пойти не могу, говорят, они теперь чумных расстреливают. Ничего нельзя сделать. Только сидеть и слышать всё это.

Говорят, что КС не оставляет выживших, кроме перенесших ГЧ. Я в это не верю. Они не могут все умереть. Кто-нибудь выживет.

Как вообще ТАК?!

22 декабря (вторник)

Я не могу здесь оставаться, но и уйти тоже не могу. Они просят воды, просят намочить им лбы, просят поговорить с ними. Ещё нужно убирать рвоту. Папа дал мне свою карточку. Сказал, чтобы я прямо сегодня сходила и сняла все деньги, потому что банкоматы скоро перестанут работать.

Сходила в магазин, купила за невероятную цену хлеб и минтай на несколько дней вперёд. Это отвратительно. Они умирают, а я ем.

Без них я не буду жить. Если они, то и я тоже.

23 декабря (среда)

Владик умер ночью. Мама обернула тело в простыню, и я вынесла его на балкон.

Значит, Он меня всё-таки не услышал.

24 декабря (четверг)

Бабушка скончалась после обеда. Она тяжёлая, а я долго не ела. Постоянно падала, когда пыталась дотащить её до балкона.

У остальных боли вроде стали чуть слабее. Папа бредит. Мама хочет покончить с собой, я еле уговорила её не делать этого. Рассказала, как мне было плохо, и как я прошла через это и выжила. Мама заплакала и сказала, что мне было легче с обезболивающими. А у них ничего нет.

Женя и Ваня заперлись у себя в комнате. Я слышу их голоса через дверь, так что знаю, что они пока живы. Не буду им мешать.

25 декабря (пятница)

Все четверо в бреду. Я думаю, так лучше. Им хотя бы не больно.

Включала телевизор — там какие-то ужасы: пустые помещения с микрофонами, какие-то мёртвые люди с сыпью от КС на полу. Потом начали показывать фильм «Крепкий орешек», но через пятнадцать минут это прервалось. Кажется, московская телебашня уже всё.

26 декабря (суббота)

Женя с Ваней умерли прошлой ночью. Вечером они были ещё живы, а утром, когда я зашла к ним, оба уже не дышали. Перетащить их на балкон было трудно, потому что они крепко держались за руки друг друга и так окоченели за ночь. Но я это сделала.

Папа с мамой очень плохи, но пока живы. После обеда папа ненадолго пришёл в себя. Он взял с меня слово, что я не покончу с собой, когда они все умрут. Я обещала ему не умирать, и он немного успокоился. Не думаю, что стоит придавать этому большое значение.

Весь день идёт снег. В доме стужа. Вещания по ТВ нет.

На улице постоянно крики и выстрелы. Не имею понятия, что там творится.

27 декабря (воскресенье)

Сегодня день рождения мамы, а она умерла ночью, не дожила. Папа утром был жив, но не очнулся и не узнал этого. Он скончался днём, примерно в 11 часов. Я не стала перетаскивать их на балкон. Уже не имеет смысла.

Теперь я осталась одна. Пока не знаю, что делать. Может быть, это моя последняя запись.

3 января

Вот мы и в новом году, Дневник. Не стоит поздравлять друг друга с этим.

Честно, я совсем не хочу писать, но меня заставляет Марта. Она заперла меня в комнате, где раньше жила её свекровь, и не выпускает. Говорит, боится, что я натворю глупостей. Чушь, на самом деле. Убивать себя я не собираюсь. Раз уж неделю назад этого не сделала, то сейчас точно не стану.

Ну что тебе рассказать? Перед тем, как начать писать, спросила у Марты, какой сегодня день, и удивилась. Получается, прошла целая неделя с тех пор, как умерли мама и папа. Мне казалось, что это были всего три-четыре дня.

Сначала я просто лежала на своей кровати и спала, а когда просыпалась, ела оставшееся из накупленного. Когда вся еда кончилась, позвонила Марте. Долго звонила — постоянно были короткие гудки. Все последние дни, когда я приехала к своим, скидывала её звонки, потому что не хотела ни с кем разговаривать. Когда Марта ответила на звонок, и я рассказала ей, что все мои умерли и я не знаю, что делать. Она сказала, чтобы я пришла к ней в дом, и я пошла. По дороге чувствовала себя, как во сне, даже заблудилась сначала, потому что пошла не в ту сторону. Видела на улице несколько трупов — кажется, их теперь не убирают. Ещё заметила, что дым над кирпичным заводом совсем тоненький — сжигать тела тоже перестали. Других людей на улице, кроме себя, не замечала. Они наверняка были, но у меня состояние было такое, что я почти спала на ходу. Очень смутно помню, как пришла к Марте. Она возмущалась, что я не одета в такой мороз. Оказывается, пока шла, отморозила себе пальцы и щеки. Ну это всё ничего, пройдёт.