Дневник Гуантанамо - [64]

— Я покажу тебе несколько фотографий, а ты говори мне, что видишь на них, — сказал мой следователь Рами.

Позже он и Абу Талал по очереди допрашивали меня под командованием Абу Раада. Иорданцы применяют технику, когда несколько следователей допрашивают тебя по отдельности об одном и том же, чтобы убедиться, что ты не меняешь показания. Очень редко они допрашивали меня вместе.

— Хорошо! — сказал я.

Офицер Рами начал показывать мне фотографии. Едва увидев первую, я понял, что ее взяли с моего компьютера или, что более вероятно, с компьютера компании, на которую я работал. Сердце начало биться чаще, и я почувствовал, что слюна стала горькой. Лицо покраснело, как яблоко. Начал заплетаться язык. Не потому что я совершил какие-то преступления, используя свой компьютер, на жестком диске не было ничего, кроме деловых писем и других данных, касающихся того же. Я помню, что хранил там более полутора тысяч сообщений и огромное количество фотографий. Но в этом кроется нечто большее — нарушаются свободы человека.

Компьютер принадлежал компании, которая доверяет мне, и тот факт, что другая страна, такая как США, просматривала жесткий диск и конфисковала материалы, было для нее большим ударом. В компьютере хранились финансовые секреты компании, которыми она не хотела бы делиться с другими. Более того, я работал на семейную компанию, где почти не разделялись рабочие и личные дела. Это означает, что в компьютере была и приватная информация семьи, которую она бы тоже не хотела раскрывать всему миру. К тому же к компьютеру имели доступ все сотрудники компании, поэтому их данные там тоже хранились. Хотя я, зная своих коллег и их отношение к работе и жизни, был на 100 % уверен, что в этой информации нет ничего криминального. Лично у меня там были переписки со моими друзьями из Германии, некоторые из них даже не мусульмане. Но я больше переживал за переписки с мусульманскими друзьями, особенно с теми, кто хоть раз помогал финансово или морально людям в Боснии или Афганистане, потому что их письма можно было интерпретировать не самым лучшим образом. Просто поставьте себя на мое место и представьте, что кто-то штурмует ваш дом и пытается залезть в вашу личную жизнь! Вы будете рады такому штурму?

Я начал рассказывать ему все, что знал, особенно о моих личных фотографиях. Он откладывал фотографии, которые я мог опознать, в одну сторону, а остальные — в другую. Я объяснил ему, что компьютер использовали несколько моих коллег, и один из них изучал фотографии клиентов интернет-кафе, в том числе их личные и семейные снимки. Я был очень зол на себя, свое правительство, США и иорданцев, потому что видел, что они вторгаются в личную жизнь очень многих людей. Позже, на другом допросе, мне показали еще пару электронных писем, которыми я обменялся с Кристианом Гандзарски и Каримом Мехди. Самое смешное, что Мехди отправил мне письмо перед арестом, и правительство Мавритании допрашивало меня о нем, так что я убедительно объяснил, что в нем не было никакого злого умысла. Едва вернувшись в офис, я написал Мехди: «Дорогой брат! Пожалуйста, прекрати слать мне электронные письма, потому что разведка перехватывает их и усложняет мне жизнь». Я честно не хотел неприятностей, поэтому надеялся закрыть любую дверь, которая может привести меня к ним.

— Почему ты написал Мехди такое письмо? — спросил офицер Рами.

Я объяснил ему ситуацию.

— Нет, ты написал это, потому что боишься, что правительство узнает о твоем сговоре с ним, — нелепо ответил он.

— Ну, это сообщение было адресовано сразу и Мехди, и правительству. Я знаю, что правительство перехватывает все мои письма, и я всегда подозревал, что они видят все мои входящие сообщения, — сказал я.

— Ты использовал шифр, когда просил Мехди перестать писать тебе, — сказал он.

— Что ж, уверен, вы много раз сталкивались с шифрами в своей работе, или у вас есть специалисты, которые помогут вам. Посоветуйтесь сначала с ним, прежде чем принять решение.

— Нет, я хочу, чтобы ты объяснил мне этот шифр.

— Нет никакого шифра, то, что вы поняли, я и имел в виду.

Но у меня была еще одна проблема с иорданскими следователями. Мои письма были на немецком языке, так что американцы перевели их на английский и отправили иорданцам, которые в свою очередь перевели их с английского на арабский. При таких обстоятельствах оригинальный текст пострадал: пространство для поиска злых толкований расширялось с каждым новым переводом.

И таким интерпретациям не было конца. Летом 2001 года моя компания дала мне задание помочь с визитом мавританского президента в город Тиджикжа. Семья, которая наняла меня, была из Тиджикжи, и они логичным образом были заинтересованы в том, чтобы все прошло гладко. Мы организовали небольшой медиаконсалтинговый центр, который через интернет транслировал визит президента в прямом эфире. Компания сделала много снимков, на которых мы с коллегами запечатлены рядом с президентом. На одном из них президент стоит за моей спиной, наблюдая, как я «волшебным образом управляюсь с компьютером».

— Я уверен, что ты замышлял покушение на президента, — сказал офицер Рами.