Дневник горожанки. Петербург в отражениях - [10]
— Да любому нашему бизнесмену собственный особняк обойдется гораздо дешевле, чем нам! — утверждает Гнездилов. — Ведь им не надо иметь дело с нашими чиновниками.
Значит, дело не только и не столько в отсутствии денег. Законы становятся грабительскими в исполнении чиновников.
И еще одна важнейшая проблема, не решенная до сих пор, хотя битва идет давно. Смерть не так страшна, как боль ей сопутствующая. Один из основных принципов хосписа — не снятие, а предупреждение боли. Однако объяснять это пришлось много лет. Сколько сил пришлось потратить врачам, чтобы доказать чиновникам от медицины, что дозу наркотических обезболивающих средств в хосписе нужно увеличить — привести ее к существующим европейским стандартам. Это, наконец, удалось сделать. Но больных и их родственников постоянно подозревают в наркомании, воровстве наркотиков.
Лена, молодая красивая женщина в свои неполные сорок лет сжималась от страха, глядя на часы. Вот сейчас пройдет действие лекарства. И снова— неотложка. Два дня назад врачи нашли ее в состоянии болевого шока.
— Я уверена, он — наркоман! — говорила мне врач поликлиники, имея в виду лениного мужа, который не мог спокойно наблюдать, как страдает жена. — А что он все просит и просит рецепты…
Родственники тех больных, которые лежат дома, вынуждены каждые три дня ходить за новым рецептом, а если лекарство вдруг пропадает из аптеки — все вызывать и вызывать неотложку (80 % всех вызовов в городе — к онкологическим больным.)
Или вдруг новая проблема — милиция требует ужесточить охрану наркотических средств в самом хосписе, вбить столбы, установить решетки (а ведь здание старое, стены могут и не выдержать). Причем все преследуют свои интересы, и та же представители милиции требуют заказать решетки в определенной фирме за определенные деньги. О благотворительности речь не идет.
…Моя знакомая, та самая, что страдала от страшных болей у себя дома, — могла бы спокойно и даже счастливо прожить эти последние месяцы. Для этого нужно было так немного — доверять ей и ее близким. Поддерживать ее наркотиками и, может быть, вместе с родными ухаживать за ней в хосписе. Но с доверием у нас по-прежнему плохо, а хосписа в этом районе не было (их до сих пор нет в 9 районах города).
На самом деле трудно сегодня представить себе иную, более гуманную систему помощи смертельно больному человеку, чем сеть хосписов.
В хосписе человеку легче уже только потому, что конца здесь не ждут и не боятся. Родные тоже успокаиваются — им помогают и их поддерживают. Как правило, бедность среднего класса и обнищание тех, кто никогда не был состоятелен, не позволяет «вытянуть» уход за больным чисто экономически. Так что альтернативы пока нет. И это нужно понять.
Я спросила Андрея Владимировича Гнездилова, что самое главное в жизни человека, знающего о своей скорой смерти. И услышала:
«Прощение. Люди часто испытывают чувство вины в конце жизни, потому что их ценности меняются…»
Может быть, попробовать взглянуть на жизнь их глазами и заслужить прощение прямо сейчас?
1997
Фото Павла Маркина
Как достать до неба?
Печальное место — колония для несовершеннолетних. Окружающий пейзаж на окраине Колпино напоминает кадр из фильма «Солярис». Заросшие пустыри, железнодорожная колея. Длинный глухой забор, ряды колючей проволоки. Замки шести дверей щелкают, когда мы проходим внутрь. Унылые строения непередаваемого цвета. Заросшее пожухлой травой футбольное поле, по которому бродит одинокая кошка. Ей здесь явно вольготней, чем людям. Ни одного дерева или цветка. Только желтые бревна на лесопилке оживляют пейзаж.
Раньше несовершеннолетние заключенные тут делали гробы, на которых всегда есть спрос, и руководство колонии стесняется вспоминать о тех не столь отдаленных временах. Теперь новые песни придумала жизнь. Вернее старые песни на новый лад. В колонии и комитете по молодежной политике вспомнили о Макаренко — все-таки его подопечные занимались чем-то созидательным и даже деньги за это получали. Вот и в Колпино спустя 80 лет открыли цех по производству развивающих игр, оборудовали его всевозможными роскошными вещами — теннисными столами, кафе, телевизором, сверкающим туалетом — одели детей в белые халаты и дали им в руки ножницы. Все за счет города и предприятия. Красиво. Хоть и небезопасно — на 100 детей с ножницами два охранника. Может, об опасности и не стоило бы вспоминать (руководству виднее), но вот, например, в начале этого года кое-кто из колонии бежал. Об этом никто говорить не хочет, лаконично обрезая разговор: «Всех нашли».
Но сейчас они работают с видимым удовольствием. Клеят кубики для конструкторов, стараются, чтобы было без пятен. В месяц пока получат рублей 500. Но и это деньги, все-таки можно прикупить себе в ларьке пачку чая и сахару по цене почему-то выше обычной.
Конечно, хочется узнать, что кроется за фасадом. Конечно, никто не скажет и не покажет, хотя и дети и взрослые порою проговариваются по Фрейду. И если внимательно слушать многое можно узнать.
16-18-летние парни четко формулируют статьи, по которым сидят. Как правило, это — разбой, угон. Один кратко сказал «убийство». Сидеть ему еще долго и в глазах есть что-то такое… фатально-неизбежное. Другой, наоборот, весел и общителен. Через пару месяцев его выпустят досрочно. «Я научился ценить некоторые вещи», — заученно говорит он, а глаза — хитрые. «Что именно?». «Волю».
