Дневник горожанки. Петербург в отражениях - [9]

То, что человек смертен, а иногда, по словам героя Булгакова, «внезапно смертен» теоретически известно всем. Но мысль о том, что находится там за гранью, настолько пугающа, что, как правило, зажмурить глаза и постараться сосредоточиться на ходе своей сиюминутной жизни, гораздо легче. Это действительно дает некоторый психологический комфорт (не случайно знаменитый Карнеги советовал жить в отрезке настоящего). Но тогда ситуация тяжелой и неизлечимой болезни близкого человека — невыносима. И для самого страдающего — процесс ухода будет невыносимо тяжел.

К чести Петербурга, который был и остается духовным центром России, именно здесь вопреки атеистическим догмам и многолетней привычке думать всерьез лишь о работоспособном члене общества, зародилось российское хосписное движение, целью которого было изменить сознание, и как следствие, — отношение к человеку, какой бы тяжелой ни была его участь. В те годы, в начале 90-х, о хосписах писали много — тема стала модной.

Радушно встречали Виктора Зорза — признанного во всем мире главу хосписного движения. Польский еврей, заброшенный судьбой в сталинские лагеря, вырвавшийся оттуда с помощью Ильи Эренбурга и ставший известным английским журналистом, прошел со своей умирающей дочерью все круги земного ада. Это «перевернуло» его жизнь. Да, в Англии давно существовала общенациональная сеть хосписов («хоспис» в переводе «странноприимный дом» — дом, где когда-то останавливались пожилые странники по дороге к Гробу Господню). Но в Америке эта идея вызвала противостояние общества. В стране прагматиков и оптимистов не любили думать о горе, страдании и смерти. И все же Зорза удалось пробить стену молчания и добиться того, что идею поддержали сенатор Эдвард Кеннеди, Генри Киссинджер, супруга президента Форда… Нашел он единомышленников и здесь, в Петербурге. Их объединил психотерапевт Андрей Гнездилов, давно занимающийся проблемами неизлечимо больных людей. Здесь собрались в основном верующие люди, согласные работать за очень маленькие деньги и лишенные страха перед неизведанным. Может быть, поэтому лахтинский хоспис и отличается от других, возникших позднее в разных районах города. Здесь особая атмосфера.

…С Виктором Зорза мне удалось побеседовать по телефону незадолго до его гибели. Наша беседа прерывалась — он принимал лекарства, справляясь с болями в сердце. Но говорил уверенно и определенно:

— В лахтинском хосписе работают замечательные люди. Там все именно так, как и должно быть. Знаю, они сталкиваются с большими проблемами в своем деле. Защитите, поддержите их…

Но почему же нужно защищать людей, отдающих силы важному, гуманному делу? От кого защищать?

Но он знал, о чем говорил…

* * *

…Когда мы встретились с Леной, она уже понимала, что ей предстоит… Чем дальше развивалась болезнь, тем более одинокой она себя чувствовала. Ее раздражали люди, глядящие на нее с состраданием и страхом. Она знала, что ей предстоят физические страдания. Муж разрывался между работой и домом, а дочка тихо сидела в своей комнате, боясь нарушить тишину мрачной квартиры…

Шесть лет назад, когда тема стала модной и на ней многие завоевывали политический капитал, первый хоспис получал и поддержку государства и гуманитарную помощь. Тогда же в городе стали появляться и другие хосписы и выездные службы. Но за эти шесть лет мода, похоже, прошла. Здание пришло в негодность. Наконец, год назад в день рождения хосписа в саду был торжественно заложен первый камень нового дома.

Красиво звучали обещания представителей комитета по здравоохранению (иных уж нет, а те далече)… Строители уверенно предполагали возвести здание за один только 1997-й год…

И вот он, долгожданный 1997-й… И Андрей Гнездилов бросается за помощью к журналистам (чиновников просить уже нет сил) — строительство нового здания не было включено в адресную программу 97-го года и неизвестно, будет ли включено в программу 98-го…

— Может быть дело в том, что мы шагнули в капитализм прямо из атеизма? — говорит Андрей Владимирович. — Отсюда высокий уровень агрессии и тотальное равнодушие к слабому. Но как-то нужно этому противостоять…

Оказывается, денег не хватает сегодня ни на ремонт старого, ни на строительство нового здания. Не хватает их и на адекватную оплату труда врачей, сестер и санитарок. Строительство хосписов, оказывается, — не приоритетно. Когда же появляются иные источники финансирования — тут государственные чиновники на страже. И, кажется, главная их задача — не допустить подобного «произвола».

Как выяснилось, иностранцы не раз и не два предлагали свою помощь. Они, по словам Андрея Гнездилова, всегда были готовы послать оборудование, медикаменты, одежду, продукты. Но чтобы получить одну только посылку с необходимым перевязочным материалом, Гнездилову пришлось обойти 56 чиновников, путешествуя по всему городу и собирая бесчисленные справки и подписи. Не говоря уж о деньгах, которые пришлось за все это заплатить.

И директор немецкого банка, который искренне хотел помочь, отказался от этой мысли, сказав, что не готов платить за подарки вдвое того, что они стоят. За перевозку груза гуманитарной помощи его попросили выложить несообразную сумму. Западные благотворители могли бы даже выстроить новый дом, на который у нас не находится средств. Но за один только проект дома (а он должен быть утвержден нашими властными структурами) отечественные проектировщики требуют с западных дарителей огромные деньги.