Дневник эмигранта - [4]

Как уйдешь ты тихо, и навек —

Никому ненужный человек.

«Рассказать бы о жизни без мата…»

Рассказать бы о жизни без мата,

Но слова выбирая с трудом,

Понимаешь ты — это палата

Номер шесть, это жуткий дурдом.

Исковеркан судьбой, искорежен,

На фрагменты шальные разбит,

Ты загадочен и невозможен

Для вписавшихся в скуку и быт.

Разгоняется ветер и просто

Поглощает твой тягостный вздох.

И мечтатели тянутся к звездам,

Предвещающим смену эпох.

Но, когда до беспечных и сонных,

До мещанских провинций дойдет,

Что их в список внесли обреченных,

Разве кто-то тогда их спасет?

Время полнится знаков зловещих,

Но к беде ты опять не готов…

А от душ остаются лишь вещи

Разоренных войной городов.

«Среди банальных затей…»

Среди банальных затей:

Прожить здесь, как можно дольше,

Хоть в мире лишних людей

Одним человеком больше.

Среди суеты пустой

И скучной бездарной фальши,

Со сломанною мечтой

Живешь отчего-то дальше.

Другой, неземной судьбы

Не будет тебе ни крохи.

И стынут в горле мольбы.

Как голос чужой эпохи

Встает повседневность зла.

И черная тень тревоги,

Что душу твою сожгла,

Развеяла по дороге

Твоих обреченных лет,

Которым ты был послушен.

И сбылся полночный бред —

Ты даже себе не нужен.

«У Бога попроси побольше боли…»

У Бога попроси побольше боли,

Поменьше злой и пафосной любви.

Пускай они проигрывают роли,

Скользя по остывающей крови.

Им некогда спокойно оглянуться,

И каждый помнит только про себя.

В сиюминутном мире протолкнуться,

В душе надежно вечное губя.

Но нас всегда виденья посещали

Теней ушедших и надмирный свет.

Пусть больше будет музыки печали,

В осеннем сердце полном горьких лет.

«А может, судьба благосклонна…»

А может, судьба благосклонна

К Вам будет когда-нибудь снова.

И дни, что наполнены летом

Для Вас повторятся не раз.

Нет времени для сожалений —

Душа воплощается в слово,

Какое? Пока непонятно,

Но с тайной надеждой для Вас,

Что все-таки жизнь не напрасна,

Хотя в ней хватает и горя,

И темных видений кошмарных,

И просто несбывшихся грез.

Еще Вам дороги открыты,

И можно, с отчаяньем споря,

Идти за далекой звездою,

Что сквозь марево слез.

«Сначала мучило похмелье…»

Сначала мучило похмелье,

Потом сходили синяки…

И инфернальное веселье

С холодным привкусом тоски

Вдруг подняло температуру,

И жаром опалило лоб.

В какую же «литературу»

Играл ты, чувствуя озноб

От безысходности мгновений,

Прикрытых шорохом страниц?..

…А время превращало в тени

Черты тебе знакомых лиц.

«Зайди в уютный кабинетик…»

Зайди в уютный кабинетик,

Своих клевретов собери.

И слов пустых наговори…

Чтоб было больше в них патетик.

Ты помнишь местных всех поэтов,

Писателей — им это льстит.

Их тянет, тянет, как магнит

В места приютов и приветов.

А ты хихикаешь в кулак,

В кармане скручиваешь фигу

И создаешь свою интригу,

Ведь знаешь: «Третий сорт — не брак»…

Ты стелешься, как мелкий бес

С провинциальным кругозором,

(Но с ядовитым разговором)

По городу, где нет чудес.

«Мне страшно оттого, что эта жизнь…»

Мне страшно оттого, что эта жизнь —

Моя — как будто прожита не мною,

Как будто мой двойник, и злой, и темный,

Прошел слепым сквозь марево огня.

Не отдохнуть теперь, не отдышаться,

И никого на помощь не позвать.

Судьбой давно мой приговор подписан,

Обжаловать его, увы, никак.

И остается, к смерти приближаясь,

Глядеть на невозвратные потери,

И чувствовать, как руки холодеют,

Как в вечность быстро утекает кровь.

«Устав от мельтешенья муз…»

Устав от мельтешенья муз

И повседневности капризной

Взыскательный и прочий вкус

Ты не насытишь дешевизной

Банальных радостей земных.

И до судьбы уже нет дела…

Озябшее, больное тело

Затихло в сумерках ночных.

«После обильных возлияний…»

После обильных возлияний,

Садясь в полупустой трамвай,

Обрывками воспоминаний

Делясь — имен не называй.

Что имена? Ведь каждый встречный

Хранит похожую судьбу:

Поток печали бесконечный

И счастье, что давно в гробу.

Вся эта жизнь, как полукровка,

И ничему здесь не помочь.

Пора прощаться. Остановка.

И ты соскальзываешь в ночь.

«Замучены бессмысленной гордыней…»

Замучены бессмысленной гордыней,

И страхом смерти, близкой с каждым днем,

Они все пишут, что теперь, отныне

Живут, горят мистическим огнем.

Но странно выспренное многословье —

Ведь беды так обыденно просты…

Разрушено душевное здоровье

И дни, и годы, в сущности, пусты.

В болтливости своей не зная меры,

На публике играют без конца…

Истерики, глупцы, визионеры

Напрасно корчат из себя творца.

«Комфорта теплое болото…»

Комфорта теплое болото,

Беседы, светские порою,

И алкогольная икота,

И часто склонность к мордобою

У творческого человека,

Среди таких же простодушных,

Живущих на просторах века,

И никому уже ненужных.

Скажи мне, дорогой приятель

И собутыльник мой случайный,

Куда исчез поэт-мечтатель

И образ дней первоначальный?

И отчего твоя программа —

Все та же химия в стакане?..

Жизнь, превратившись в груду хлама,

Проходит лежа на диване.

Зачем повсюду, суетливы,

Мелькают мелочные лица,

И так банально-некрасивы

Провинциальные столицы?

«От этой жизни сходим мы с ума…»

От этой жизни сходим мы с ума:

Бесцветной, жуткой, неблагополучной.

И прячемся в бетонные дома,

С усталостью вселенской неразлучны.

Скитаться здесь практически нет сил.

Скажи, зачем блуждаем мы по свету?

Ведь призраки тех, кто когда-то жил

Все ближе к нам…Но мы не помним это.