Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) - [24]
Когда лодка, с которой оно было послано, вернулась к нашему берегу, мне передали его ответ:
Пока я читала эти стихи, экипаж погрузили на паром и с громкими восклицаниями стали переправляться. Было не очень удобно, но и отпрыски довольно высокопоставленных семейств и какой-то чиновник ранга дзё-но-кими теснились между оглоблями, короткими слегами на заднике экипажа. Едва пробились лучи солнца, как мало-помалу туман растаял. Стало видно, что на том берегу выстроились в ряд племянник Канэиэ, офицер дворцовой гвардии и другие люди. Канэиэ стоял среди них, одетый для путешествия в охотничье платье. Паром пристал к берегу в высоком месте, так что мы поднялись на сушу с некоторым усилием. Экипаж вкатили за оглобли, по настилу из досок.
Когда мы собрались на веранде, чтобы я разговелась после паломничества специально приготовленными яствами, один человек сказал о владельце поместья на противоположном берегу, старшем секретаре Адзэти:
- Мне сказали, что он сейчас осматривает рыболовецкие плотины, и после этого, видимо, приедет сюда.
- Как только услышит, что мы приехали, непременно пожалует.
Только об этом перемолвились, как от господина Адзэти принесли очень красивую кленовую ветку с багряными листьями, привязанную к фазану и свежей рыбе. «Я только что услышал, что вы изволили пожаловать сюда, и захотел отобедать с вами вместе, только в этот день у меня, к сожалению, не случилось ничего примечательного», - было написано в сопроводительной записке. Канэиэ ответил: «Не успели мы прибыть сюда, как Вы сейчас же прислали услужить нам. Извините за беспокойство», - потом снял с себя нижнее одеяние[47] и подарил посыльному. Тот, так и не снимая платья, переправился через реку.
Оказывается, карп, окунь и другие яства были присланы в соседнюю комнату, слугам. Некоторые любители уже собрались выпить, и от них слышалось:
- Какая замечательная вещь! Пусть лунный диск колес сего экипажа виден будет и при солнце!
Один из моих домашних слуг украсил задок моего экипажа цветами и яркими кленовыми листьями.
- Чтобы пришел такой день, когда расцвели бы ближние цветы и стали плодами! - воскликнул он, и Канэиэ высказал ему благодарность за это, а потом все мы на лодке переправились на другой берег. Предварительно Канэиэ отобрал всех любителей выпивки, взбодрив их словами:
- Поедем, напьемся как следует!
Экипажи мы велели повернуть в сторону реки, а их оглобли поднять на подставки; сами же переправились на двух лодках. А потом, совершенно опьянев, с пением возвращались домой и кричали:
- Экипаж запрягай, запрягай!
От всего этого я чувствовала себя в затруднении и вернулась домой очень усталой.
Когда рассвело, я занялась спешной подготовкой к приближающемуся обряду великого очищения.
- Здесь надо сделать то-то и то-то, - сказал Канэиэ, и я впопыхах старалась исполнить это. Демонстрация продолжалась и во время церемонии, в особом экипаже. Сплошным потоком следовали служанки, телохранители выходили красочно одетые, создавая великолепное настроение. Наступила следующая луна, мы стали готовиться к предварительному смотру перед самой церемонией Первого вкушения государем риса нового урожая. Я тоже была занята подготовкой к осмотру, а тем временем подступили хлопоты по случаю завершения года.
Так накапливались годы и месяцы, и мне было грустно оттого, что не получалось так, как бывало задумано заранее, так что и наступление Нового года не приносило счастья. Я только думаю, что все в мире быстротечно, и эти записи можно назвать дневником эфемерной жизни, наполненной всяческими недостойными чувствами.
Книга вторая
Среди всех этих быстротечных событий наступило и утро Нового года. Я подумала, что весь прошлый год не знала настоящей устойчивости в жизни, может быть, оттого, что не строго соблюдала разные запреты, которые считали для себя обязательными другие люди. Пробудившись утром, я еще не встала с колен[1], как сказала:
- Слушайте все! В этом году я собираюсь соблюдать все запреты, какие только существуют в мире.
Услыхав эти слова, моя единоутробная младшая сестра, которая еще валялась в постели, продекламировала:
- Послушайте. «Зашью в мешок я небеса и землю!»[2] - так что получилось очень забавно.
Я подхватила:
- И тогда бы я сказала, что счастье «будет со мною каждый месяц все его тридцать дней и тридцать ночей».
Дамы мои рассмеялись:
- Это самое лучшее, чего можно пожелать. Вам это пожелание нужно записать и передать господину.
А сестра поднялась с постели и, не в силах удержаться от смеха, добавила:
- О, это изумительно! Это лучше, чем явленное миру собрание служителей и Закон Будды[3], - и я, как говорила, так и записала и с маленьким сыном отправила письмом для Канэиэ.
Он был в это время уже влиятельной особой, и людей к нему в дом приходило необыкновенно много. Канэиэ был очень занят тем, что готовился отправиться ко двору, но все-таки ответил мне. Смысл ответа сводился к тому, что в нынешнем году в календаре была вставная пятая луна
Настоящее издание представляет собой первый русский перевод одного из старейших памятников старояпонской литературы. «Дневник эфемерной жизни» был создан на заре японской художественной прозы. Он описывает события личной жизни, чувства и размышления знатной японки XI века, известной под именем Митицуна-но хаха (Мать Митицуна). Двадцать один год ее жизни — с 954 по 974 г. — проходит перед глазами читателя. Любовь к мужу и ревность к соперницам, светские развлечения и тоскливое одиночество, подрастающий сын и забота о его будущности — эти и подобные им темы не теряют своей актуальности во все времена.
Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.
Виратапарва (санскр. विराटपर्व, «Книга о Вирате») — четвёртая книга «Махабхараты», состоит из 1,8 тыс. двустиший (67 глав по критическому изданию в Пуне). «Виратапарва» повествует о событиях, которые произошли с Пандавами в течение тринадцатого года изгнания, прожитого ими под чужими личинами при дворе царя матсьев по имени Вирата.
В основу этого издания положен текст гигантского компендиума «Чжоу И Чжэ Чжун» («Анализ внутреннего содержания Чжоусских перемен»), составленный в начале XVII века великим китайским ученым Ли Гуанди. В его книгу вошли толкования из огромного количества трудов всех эпох и времен, в которых китайские ученые обращались к анализу текста «Книги перемен», лежащего в самой основе цивилизационной парадигмы китайского ума. «Книга Перемен» в течение тысячелетий являлась пособием по искусству мыслить, на котором оттачивали свой ум миллионы китайских мыслителей и деятелей, принимавших участие в управлении империей.
Книга сказок и историй 1001 ночи некогда поразила европейцев не меньше, чем разноцветье восточных тканей, мерцание стали беспощадных мусульманских клинков, таинственный блеск разноцветных арабских чаш.«1001 ночь» – сборник сказок на арабском языке, объединенных тем, что их рассказывала жестокому царю Шахрияру прекрасная Шахразада. Эти сказки не имеют известных авторов, они собирались в сборники различными компиляторами на протяжении веков, причем объединялись сказки самые различные – от нравоучительных, религиозных, волшебных, где героями выступают цари и везири, до бытовых, плутовских и даже сказок, где персонажи – животные.Книга выдержала множество изданий, переводов и публикаций на различных языках мира.В настоящем издании представлен восьмитомный перевод 1929–1938 годов непосредственно с арабского, сделанный Михаилом Салье под редакцией академика И. Ю. Крачковского по калькуттскому изданию.
В сборнике «Небесная река» собраны и пересказаны в доступной форме мифы о сотворении мира, о первых японских богах и легендарных императорах. А также популярные в древней Японии легенды о сверхъестественном в стилях хёрай и кайдан, сказания и притчи. Сборник подобного содержания предлагается вниманию читателя впервые.
«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.