Дневник, 2012 год - [18]

Теперь Петра — этот удивительный комплекс, созданный союзом человека, сделавшего невероятное, и природы, только чуть пошалившей. Природа чуть по каким-то внутренним швам раздвинула огромный горный массив, человек обжил и освоил пространство между скалами. Одно немедленно стало ясно: что наше телевидение, бессчётное количество раз показавшее и главную достопримечательность этих мест — храм «Сокровищница», совершенно не в состоянии передать ни величие этих мест, ни величие человеческого гения.

В природе человека есть стремление умолчать о самом дорогом и откровенном. Видимо, человек останавливается, чувствуя неспособность передать величие прочувствованного. Я тоже не могу адекватно описать то, что я видел, хотя кажется, что забыть ничего не смогу. Повторяю, видел я за жизнь, пожалуй, очень многое. Приблизительно два километра шли мы по очень узкому ущелью, которое вело ко входу, а может быть, и к выходу в удивительный город. В начале этого ущелья в скалах были видны тщательно отделанные входы в пещеры. Это были гробницы. Здесь тоже возникал вопрос: почему ни в одной из гробниц археологи не нашли ни одной человеческой кости? Или: как люди могли жить в такой удивительной близости к мёртвым? Но это уже не для моего носа. По словам нашего гида, существует двадцать шесть версий истории происхождения и бытования этого города.

Потом ущелье расширилось до довольно большой площади. В одной из скал, в которых эта площадь, как в колодце, располагалась, был вырублен в отчётливо римско-греческом стиле огромный, высокий и глубокий храм. По недомыслию аборигенов, впервые после пяти веков забвения открывших этот храм, они решили, что в некой вазе, в сферическом украшении, венчающем всю постройку, они найдут казну правителя. Начали стрелять, что-то покололи, испортили форму. Покинув эту площадь, ущелье недолго продолжалось, демонстрируя всё новые и новые места захоронений и молений. А потом открылась довольно широкая долина. Ну, здесь была атрибутика целого римского города. Широкая улица с крытой галереей, несколько огромных храмов. Кое-что — и немало — в этой долине было расчищено за счёт американских денег, которые не так прилипают к рукам американских миллиардеров, как у наших. В городе, по подсчётам, проживало около тридцати тысяч человек, а девять тысяч зрителей помещалось в местном театре. Всё привычно, как я видел в Афинах, в Трое, на Сицилии и в Испании.

Вот именно у театра характер нашей экскурсии изменился. Ещё раньше нам предложили: или возвращаться пешком по тем же местам и через то же ущелье, по которому мы уже шли, к началу пути, или — туризм и коммерция неразделимы — за сто шекелей с каждого носа сесть верхом на ослика и отправиться через раскопки наверх, к месту общего сбора. Но это уже совсем другие мысли и совсем другие виды.

На осликов мы садились у античного театра. Ослика подводили к одному из фрагментов античной колонны. И с него уже надо было взобраться в седло. Пришлось вспомнить юность — я тогда ездил верхом в каком-то клубе проката на Бегах в Москве. Наконец — самое последнее. Не очень богатые — по крайней мере, значительно беднее, чем американцы,— иорданцы начали расчищать это ущелье, в котором заблудилась древняя Петра, ещё в шестидесятых годах. Всё было засыпано песком на пять-девять метров. Но ведь дорыли до римских мостовых, до водопровода, который шёл по бокам ущелья. Но сколько же народа теперь кормит этот туризм!

4 февраля, суббота

Ни на одну минуту я не забывал, что в Москве должно было состояться несколько митингов. Но то телевидение, тот русский канал, который владеет зарубежным пространством, работает очень своеобразно. Здесь, в отличие от нашего внутреннего телевидения, которое иногда прерывает свои пляски и оптимистический вой, пляшут и поют почти без перерыва, с утра и до вечера. Это тяжёлое дело — сидеть у себя в номере с включённым телевизором и смотреть шуточки двух старых мужиков, переодетых бабками, и мелодекламацию и пение той части телевизионной стаи, которая называет себя поющими. Наконец, в десять часов вечера, поющий и пляшущий шабаш прекратился, и достаточно развёрнуто, но с никогда не известной достоверностью, показали несколько митингов. На этот раз оппозиция объединилась: коммунисты, националисты, мироновцы и кто-то ещё прошли своим шествием и отмитинговали на Болотной; но огромный, явно, по сведениям телевидения и по картинке, больший митинг состоялся на Поклонной горе. Это уже митинг в защиту Путина! Наконец, митинг двух старых союзников, Новодворской и Борового, на проспекте Сахарова — это уже жалкое зрелище. Здесь уже была какая-то ничтожная и даже оскорбительная для организаторов явка, чуть ли не триста человек. Митинги и за «честные выборы», и в защиту Путина, то есть «не дадим развалить Россию», «нет — оранжевой революции», прошли, как следует из телевизионных новостей, по всей стране. Мне кажется, что здесь противоборство идеологий двух этносов. Русские не хотят идти под ярмо либералов, которые в основном представлены еврейской интеллигенцией. А тем временем Путин испытанным путём объезжает всю страну, меняя свой курс. Мне кажется, он наконец-то почувствовал своё одиночество от команды. Она, конечно, сдаст его на съедение тут же, как только ей придётся выбирать. По крайней мере, с ним воюет та часть интеллигенции и масс, которую поддерживала его администрация.