Дневник. 1923–1925 - [71]

Я пошел домой. Лег в постель и читал об A. France’e Brousson’a.

8 марта, воскр[есенье]

Встал не рано. Валандался. Потом [за] весь день прочитал Brousson’a. Весь день до вечера не выходил из дому, написал Анюте второе письмо — продолжение вчерашнего[1793]. К 10½ к Животовским. Все играли в покер, кроме меня, Танечки и Сатиной. Мы втроем говорили — в сущности, ни о чем. Тем мало — Танечка меня такинировала, я — ее, она смеялась, была оживлена — м[ожет] б[ыть], она в самом деле в меня влюблена. Когда они две ушли, почувств[овал] облегчение.

Лег на диван, Патти меня закрыла своей красно-бурой шалью. Потом подошла, приподняла и прошептала: «Я люблю вас, К[онстантин] А[ндреевич]», — а я притворился, что сплю и не слышу. Не заснул, но, когда стали расходиться, притворился, что спал.

9 марта, понед[ельник]

К 10-ти к доктору показать свой зуб. Помогал ему [Новикову] подбирать цвет зуба для американки, сидевшей у него. День дивный. Обратно он меня довез до 140-й ул[ицы] на taxi. Я звонил к Дубр[овскому], чтобы передать ему чек Шермана[1794]. Поехал к нему. Говорили о делах около часу. Оттуда пешком в банк положить мой чек Шермана и взять 20 д[олларов]. Оттуда к Рейнхардту на выставку Судьбинина и М. Дубинского[1795]. Встретил Судьб[инина], кот[орый] меня водил и показывал свои вещи. Много его эскиз[ов] ск[у]л[ьптур] в collaborati’ии[1796] с архитек[турой] Дубинского. Судьб[инин] очень самодоволен. Бороду красить перестал.

Спустился в лавочку Гришковского тут же, в здании Хекшера. Там сидел Сорин, уезжающий в эту субботу. Говорили о заказах, о Судьб[инине], Сорин — о его делах. Гришков[ский] соглас[ился] повести меня в ред[акцию] Vanity Fair. На bus’e домой, пил кофе. Читал и кончил «A. France’a» Brousson’a. Сегодня приехали молодые Волконские, наши их встречали. Вечер[ом] я был дома. Читал «Les baisers royaux»[1797] Hervez’a — порногр[афическую] книгу. Много интер[есных] сведений XVI века во Франции.

10 марта, вторник

Не работал. Ездил в Metrop[olitan] Museum[1798]. Комн[ата] new accessions[1799]: старинные англичане, оригин[альные] рисунки Giorgione[1800] и итальянцы, испанцы, и везде понемногу. Новая америк[анская] скульптура — неинтересная. К 4-м домой. Читал о Henri III из кн[иги] Hervez’a.

К 7-ми за Сориным в Wellington[1801] и с ним обедать в тр[актир] «Кавказ». Роспись Судейкина — плохая. Темнота, посред[ственная] музыка, мрачно. Обед жирный и не очень вкусный. Щи с кулебякой, лососина, боярск[ие] котлеты, гадкое апельс[иновое] мороженое и кофе. Сорин воспреп[ятствовал], чтобы я платил.

Беседа скучная и мелкая. Пошлый, неумный, неинтер[есный] чел[овек]. Притворяется артистом и хорошим челов[еком]. Занимал меня сплетнями, ценами и жалобами на амер[иканских] sitter’ов[1802]. Как жаль, что он меня любит. Не верю я. Рад был, когда можно было встать; он меня еще проводил часть пути, и мы распростились до Парижа.[1803] Сорин шипел на А. Бенуа, гов[орил], что он фальшивый, что ему в лицо гов[орил] комплим[енты], а за спиной ругал. Будто и меня Шура ругает как худ[ожника] — ему, С[орину], так говорили. Возможно, что это и так. Но я его, Шуру, защищал и очень хвалил как худ[ожника] и декоратора.

К 10-ти к Фокиной, М[ихаил] М[ихайлович] в Лондоне. Она была красив[ым] трупом в апельсин[овом] барх[атном] халате с золотом. Были Женя, Елена и одна русская, замужем за амер[иканским] морс[ким] офицером. Я ее видел в пр[ошлом] году. Симпатичная блондинка. Потом пришел Виталий. Вера комично расск[азывала] о св[оих] страхах ночью в их доме, о прислуге, кот[орой] она боится. Расск[азывала] довольно забавно. Очень роскошный чай и виски. В 12 ушли.

11 марта, среда

Утром приходила Patty, мандила. Еще раньше пришли письма от А[нюты] и Мифа. Тося на 6-м месяце разрешилась мертвой девочкой. А[нюта] пишет из больницы. Все благополучно. Мифа [описывает] переезд в свое имение. Второй раз Патти принесла мне б[ольшой] букет из роз[овых] роз. Жду приезда к 3½ Рахманиновой и ее князей.

Наклеивал бумагу и начал компоновать 3-ю обложку. К половине 4-го приехали Нат[алья] А[лександровна] и молод[ые] Волконские. Он [П. Г. Волконский] на вид цыпленок, дов[ольно] симпатичный и скромный, но ничего особенного. Показывал им мои вещи. Нек[оторыми] он восхищался. Говорил с ними о жив[описи] и художниках. Он в своей профессии несведущ. Мы заметили, что Ирина не влюблена, и мне кажется, они не созданы др[уг] для др[уга]. Вечером я, Ж[еня] и Е[лена] в ложе C[arnegie] Hall на конц[ерте] State Orch[estra][1804] под [управлением] I. Waghalter: симф[ония] 1-я Брамса, ув[ертюра] «Леонора № 3» и 3 части скрип[ичного] конц[ерта]. Solo игр[ала] девица Ilza Niemack[1805]. Играла недурно. Билет мне дал Белоусов, мельком видел Mrs. Silver. На ночь читал «Le baiser»[1806] Hervez’a о reine Margot[1807].

12 марта, четв[ерг]

Целый день работал над обложкой (амазонкой — очень банальной — в лесу) — овальной акварелью. Веч[ером] в театре Booth на «Guardsman’e»[1808] Molnár’a. Превосходные актеры: Lynn Fontanne и ее муж (в жизни в и пьесе) Lunt, Dudley Digges (критик) и Helen Westley (мама). Очень остроумная веселая пьеса. Guardsman — казачий офиц[ер] русс[кого] посольства, в кот[орого] переодев[ается] муж, чтобы обмануть и проверить верность жены. Потом с Животовскими и Танечкой пить кофе к St. Regis. Я ел, [как и] в пр[едыдущий] раз, Welsh rarebit