Дневник 1919 - 1933 - [3]

Был на концерте Ямады, японского композитора. Это бездарь в симфонической музыке, но один романс на японскую тему (вернее, японская тема) мне понравился.

Вечером был у Башкирова, который несколько в минорах и говорил софизмы. Причина - скверная политика: почему союзная конференция пригласила от России и большевиков, и анти-большевиков? Да ещё куда - на Принцевы острова. Я очень слежу за политикой, хотя часто теряю нить, куда всё это идёт. Когда земной шар несколько соскочил с оси, то трудно учесть все феномены, которые могут произойти.

25 января

Вожусь с антрактом. Надо, чтобы бойкий марш подготовлял празднество.

Haensel объявил, что он может сделать рекламу в журналах в кредит, с уплатой осенью, и вообще он, по-видимому, хочет заняться мною серьёзно, поэтому я решил остановиться на нём и мы назначили концерт на семнадцатое февраля. Это немного поздно, но если раньше, то совпадает с «опасными» концертами в Carnegie Hall'e.

27 января

Дошёл до драки Уродов, но завяз на ней.

28 января

Рахманинов в первый раз сегодня исполнял новую редакцию 1-го Концерта. Я очень люблю первую часть, наивную и поэтичную, хотя и продолжительную. Теперь всё переделано очень ловко и гладко, но когда Рахманинов решается «подпустить модернизм» в виде параллельных трезвучий с квинтами, то это неприятно режет ухо - не стильно. Также неудачна новая заключительная партия, которая после мечтательных побочных партий трубит самым отвратительным образом. Про вторую и третью части принято было говорить, что они просто плохи, но теперь, в новой редакции, вторая часть оказалась очень красивой, и только финал, увы, по-прежнему плох. Исполнение концерта имело у публики большой успех.

Инфлюенция ещё не стихла и триста случаев отмечаются каждый день. А сегодня ужасная пневмония в одни сутки скрутила бедную Мmе Шиндлер, милую, здоровую, красивую женщину. Шиндлер убит, Больмы в слезах. Я очень им сочувствую, но не показываюсь к ним - боюсь заразы.

29 января

Сегодня мне надо было вырвать три зуба согласно обширной программе починки моего рта, выработанной доктором Hussa, здешним знаменитым дантистом. Здесь рвут зубы «с газом», т.е. с усыплением газом на пару минут. Когда я уже сидел в кресле, то меня остро интересовало, как это произойдёт, что я сейчас потеряю сознание, превращусь в небытие настолько, что не замечу, как меня лишат зубов, а через минуту опять сделаюсь самим собою и вернусь обратно, побывав неизвестно где. Мне поднесли ко рту резиновую кишку с широким резиновым раструбом, который закрыл мне весь рот, и велели дышать спокойно. Я почувствовал, что начал вдыхать газ, но он не производил никакого впечатления и даже был приятен на вкус. Так длилось секунд десять, и я уже решил, что свойство моего организма таково, что этот газ не будет иметь на меня действия. Но в это время мне начало вдруг перехватывать дыхание, и я стал болезненно задыхаться. Хотелось руками схватить этот раструб и отбросить ото рта. Но я, хотя всё уже задёргивалось вокруг меня светлой пеленой, имел ещё достаточно ясное сознание, чтобы отдать себе отчёт, что надо содействовать доктору и не мешать. Поэтому я крепко сжал свои пальцы и не подвинулся. Затем я потерял сознание и ощущения, если так можно выразиться, были геометрические, т.е. я не видел, но чувствовал какие-то геометрические формы, вероятно, это были формы зубов, которые мне вытаскивали. Очень ярко было соображение, когда один из зубов вырвали не сразу, а пошевелили им в только что образовавшейся ране. Это был, должно быть, второй зуб. Но затем моя память совсем потеряла власть, хотя к третьему зубу действие газа, очевидно, начало ослабевать. Вырывание этого зуба было мне определённо болезненно, но я уже не понимал, что мне рвут зуб - ощущение было каких-то больших жерновов. После этого я стал приходить в себя (ощущение очень приятное) и увидел перед ртом плевательницу. Доктор говорил: плюньте, точь-в-точь, как Труффальдино Принцу. Первое сознание было: всё-таки эксперимент довольно сильный, и если мне вырвали только один зуб, то остальные надо отложить до завтра. Я спросил ещё заплетающимся языком: «One or three?»[6] Доктор ответил: все три, и вы вели себя прекрасно. После я расчленил свои полусознательные впечатления на три зуба, но в это время мне показалось, что всё мелькнуло так скоро, что, конечно, больше одного зуба мне вырвать не успели. Дальнейшее прихождение в себя было быстрое и приятное. Девица совала мне в рот бумажный стакан с холодной водой, и я полоскал рот. Я бодро встал с кресла и отправился домой. Кровь сочилась ещё часа три.

30 января

Похороны Мmе Шиндлер, американские: быстрым темпом в автомобиле через весь город в крематорий. Я всегда возмущался, глядя на эту сумасшедшую скачку с гробом. Но сегодня мне показалось: а не лучше ли так - скорее, проще и меньше тянут за нервы. И всё же в нашей процессии есть какая-то значительность отношения к событию, а здесь простой business[7] - отвязаться в кратчайший срок. На это американцы возражают: сама процессия, как нечто внешнее о неискренности отношения.

31 января

Наконец, контракт и чек. В связи с этим разные business: с устройством концерта, с расплатой в отеле и т.д.