Дневник. 1917–1923 - [8]

В 1920-е Сомов весьма избирательно относился к участию в групповых выставках русского искусства за рубежом. В большинстве своем он принимал приглашения на те из них, где мог широко представить свое искусство. В их числе была брюссельская «Старое и современное русское искусство», которая разместилась в мае — июне 1928 г. во Дворце изящных искусств в Брюсселе. Кроме сюит иллюстраций для «Книги маркизы» и «Манон Леско» Сомов представил 32 произведения (в их числе незадолго до того написанную «Радугу»), а также фарфор. Это была его последняя поездка за пределы Франции. На выставки русского искусства в Копенгагене (1929), Белграде и Берлине (1930) и даже на свою персональную в Лондоне (1930), в галерее князя В. Голицына, художник лишь отправил произведения. Последняя выставка получилась особенно полной: 80 работ, не считая раскрашенных оттисков иллюстраций; среди них было много новых произведений, как, например, «River scene» (1929), ныне хранящаяся в британской галерее Тейт. Еще одна большая персональная выставка Сомова прошла в конце 1928 г. в парижском магазине Лесника — ее помогал устраивать служивший там Лукьянов.

В 1930-е художник работал менее интенсивно, чем в 1920-е: сказывался возраст, да и мировой экономический кризис сильно ударил по благополучию всех, включая русских эмигрантов. Событийная основа его искусства тех лет обнаруживается не посредством перечисления выставок, в которых участвовал Сомов, не в назывании созданных произведений, а в художественном поиске, который он вел. Сомов не переставал совершенствоваться; как раз тогда им были созданы, возможно, лучшие вещи.

Искусство Сомова 1930-х в значительной мере связано с именем последнего его любовника Б. М. Снежковского. Они познакомились, когда художнику требовалась модель в связи с новым заказом от издательства «Trianon» — на этот раз, в связи с иллюстрациями для «Дафниса и Хлои» Лонга (книга вышла в 1931-м). Снежковский позировал для множества произведений: «Боксера» (1933), «Обнаженного юноши» (1937), серии акварелей 1932–1933 г., которую Сомов называл «Boucher masculin»[55] — по аналогии с «женской» серией Ф. Буше. Впрочем, Сомов не ограничивал себя только наблюдением за декоративной поверхностью мужских тел: он — автор замечательных синтетических произведений смешанного жанра, сочетающего элементы натюрморта, пейзажа и иногда автопортрета или ню; к их числу относятся «Привидения» (1938), «Обнаженные в зеркале у окна», «Окно-дверь — пейзаж», «Автопортрет в зеркале» (все — 1934). В двух последних произведениях художник мастерски использовал живопись валерами, подражая Яну Вермееру, которым восхищался.

Живя в Париже, летние месяцы Сомов обычно проводил в Гранвилье, куда по его приглашению приезжали молодые художники Л. А. Успенский, его жена В. И. Буданова-Успенская и Г. И. Круг. Все они учились в Русской академии живописи, организованной Т. Л. Сухотиной-Толстой, а когда школа прекратила свое недолгое существование, стали пользоваться советами Сомова. Тот, хотя в шутку и называл свой импровизированный пансион «Академией Гранвилье», в действительности не создал школы — впрочем, он и не имел таких амбиций. Успенский, Буданова-Успенская и Круг вступили в общество «Икона» и как иконописцы занимались возрождением русской религиозной живописи во Франции.

Художник был доволен судьбой; в 1934 г. он писал А. А. Михайловой: «…я часто думаю, что мог бы считать свою жизнь вполне счастливой, если бы мы были с тобой вместе. Теперь, когда мне уже скоро 65 л[ет] и когда можно подводить итоги [можно об этом рассуждать]. Но жизнь полна неожиданностей и выиграть бы мне только в лотерею!»[56]. Впрочем, такой счастливый жребий, выпавший Сомову в столь тяжкий век, сам сродни выигрышу в лотерею.

Сомов продолжал работать до последнего своего дня. Последней картиной, стоявшей на его мольберте, был так и не завершенный портрет графини Р. Зубовой (1939).

Политические взгляды. Большевистский переворот и отъезд из советской России

Рассказ о любом русском эмигранте требует анализа причин его отъезда за рубеж. Это тем более необходимо в случае с Сомовым: публикация 1979 г. дает совершенно искаженное представление о его реакции на большевистский переворот 1917 г. и последовавшие за ним события. Ее текст был смонтирован так, чтобы создать впечатление о благожелательном отношении Сомова к Октябрьской революции: речь идет не только о вырванных из контекста фразах, но и о целых предложениях, составленных таким образом, чтобы выразить нужную публикаторам мысль. Хотя Е. С. Михайлов приложил особенные усилия к тому, чтобы уничтожить настоящие высказывания своего дяди о большевиках (об этом см. ниже), сохранившиеся фрагменты позволяют безошибочно интерпретировать политические взгляды Сомова.

Художник был противником монархии Николая II[57], однако еще более непримиримым было его отношение к большевикам — впрочем, не удивительное на фоне «красного террора», затронувшего и окружение художника. Сомов характеризовал общее отношение к происходящему в Петрограде в конце 1917 г. как «только страх и ужас»