Дневник. 1917–1923 - [22]
Получив эти материалы, Е. С. Михайлов также отцензурировал их, а затем сфотографировал каждую страницу (как он прежде поступил с хранившимися у него дневниками), и напечатал снимки. С тех пор они хранились в одной семье, из которой получили их мы. Оригиналы эмигрантских дневников были переданы в отдел рукописей Русского музея, где они соединились с ранними записями; эти рукописи и сегодня хранятся в составе фонда 133 — фонда Сомовых.
Несмотря на вышеупомянутый запрет, подготовка дневников к публикации началась задолго до 1999 г. — еще при жизни Михайлова. Итогом работы научных сотрудников Русского музея Ю. Н. Подкопаевой, А. Н. Свешниковой и Э. П. Гомберг-Вержбинской (имя последней отсутствует среди авторов публикации) стала уже упомянутая здесь книга, в которую вошли также письма Сомова к А. А. Михайловой, прочая переписка, ряд мемуаров и критических статей, посвященных творчеству художника. Собственно дневниковых записей в книге довольно мало — по нашим подсчетам, не более 10 % от опубликованных в ней материалов, — причем эмигрантский период представлен особенно скупо. Многочисленные недостатки этого издания, вышедшего в 1979 г., разобраны в следующей главе.
Несомненную загадку представляет собой пропуск в записях, относящийся к 1935–1936. Вел ли Сомов дневник в эти годы? Если да, то находились ли тетради при нем в момент его смерти? Получил ли их Е. С. Михайлов, или они были утрачены в день, когда в дом Брайкевича попала бомба? В Русский музей дневники за указанные годы не поступали; впрочем, относящаяся к этому периоду переписка художника с сестрой также крайне фрагментарна — до нас дошло ничтожно малое количество писем. Не исключено, что дневники 1935–1936 будут когда-нибудь обнаружены.
Сомов использовал для ведения дневников бумажный материал различного характера. Например, записи с 17 июля по 30 сентября 1917 г. внесены в небольшой блокнот размером 7 × 10,5 см, а записи за 7 сентября 1921 — 11 июля 1922 г. сделаны на листах отрывного календаря, каждый лист которого имеет размеры 7 × 10,7 см. Сомов вел дневник также и в сброшюрованных блоках квитанций художественного бюро Н. Е. Добычиной, ученических тетрадях Х. Уолпола, рекламном ежедневнике поставляющей электричество компании (интимные записи художника любопытно перемешиваются с рецептами блюд для электроплиты), на отдельных листах[205] и, наконец, во вполне заурядных тетрадях и блокнотах наподобие описанных здесь. Согласно описи фонда 133 отдела рукописей Русского музея, материал нашей публикации составляет 52 единицы хранения. Все без исключения записи сделаны автором от руки, чернилами или карандашом. Почерк художника столь неразборчив, что даже он испытывал значительные трудности при чтении собственноручно написанного текста[206].
Как правило, записи вносились в дневник каждый день (иногда по несколько раз в течение дня), художник моментально фиксировал произошедшее. Реже Сомов записывал задним числом, восстанавливая событиями по памяти, — на это указывают вставки, расположенные в тексте записей за следующие дни. Терпеливый и настойчивый художник, Сомов проявлял те же качества в дневниковой прозе, аккуратно запечатлевая прошедшее с ним, — многодневные пропуски крайне редки, да и они относятся преимущественно к далеко не всегда богатой на события жизни в провинциальном Гранвилье. Сперва Сомов создавал черновые варианты записей, а затем, несколько лет спустя, перечитывал и переписывал их для подготовки чистового текста[207]. Черновики, возможно, уничтожались самим Сомовым сразу после завершения работы над чистовиком — лишь запись от 10 декабря 1929 г. сохранилась в двух незначительно разнящихся вариантах. Это обстоятельство заставляет предположить то, что Сомова в целом устраивал текст черновых записей, он считал их завершенными.
Художник сам объяснял особенности подготовки окончательной редакции: «Стал переписывать первую тетрадь дневника — отъезд из П[етербурга], Москву, Ригу — в новую тетрадь, дополняя то, что сохранилось в памяти, — но немного — и исправляя слишком корявые фразы»[208], — и: «…переписывал из первой тетради дневников в новую тетрадь, кое-что добавляя»[209]; «Переписывал в дневник мое летнее пребывание [у Нольде], записанное на клочках бумаги и кое-как, надо его привести в порядок»[210] и т. д. Таким образом, автор лишь приводил в порядок и дополнял черновики, а не сокращал и не цензурировал их. Кроме того, в дни написания писем сестре Сомов оставлял на полях дневника буквы «А» (т. е. «Анюта»), что указывает на упорядочение художником своего архива для будущей публикации. Эти и другие моменты указывают на то, что Сомов сознательно готовил к изданию свое литературное наследие и имел представление о том, как оно должно быть представлено.
