Дневник. 1914–1920 - [2]
Таким образом, если жизнь и деятельность ее супруга, историка и издателя С. П. Мельгунова, изучали,[7] то сама Мельгунова-Степанова современному читателю почти неизвестна.
Публикуемые дневники позволяют ознакомить читателей с личностью их автора, восполняя существенный пробел в исторической литературе. В то же время эти записи требуют тщательного источниковедческого анализа. Дневники являются частью коллекции отдельных документов и мемуаров эмигрантов, находящихся в ГА РФ (Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 780, 781). Они записаны в две тетради. Первая включает записи, охватывающие период с 19 июля 1914 г. по 30 ноября 1917 г., вторая – с 1 декабря 1917 г. по 6 февраля 1920 г. Прежде всего, следует иметь в виду переломный характер эпохи, когда их писали, – это период Первой мировой войны и революции.
Война быстро и кардинально изменила размеренный уклад жизни миллионов людей, в том числе и автора дневника. Резко ускорившийся ход событий, в том числе в повседневной жизни отдельных лиц, первые потери друзей и близких – все эти обстоятельства вызвали у множества людей психологический стресс. Как метко заметил в 1915 г. русский философ И. А. Ильин, «война вторглась неожиданно в нашу жизнь и заставила нас гореть не о себе и работать не на себя. Она создала возможность взаимного понимания и доверия, она вызвала нас на щедрость и пробудила в нас даже доброту».[8] Тем самым «война несет людям духовное испытание и духовный суд».[9] В этом смысле не стала исключением и автор дневников. В силу таких серьезных социальных и психологических обстоятельств данный источник чрезвычайно информативен, содержит большое количество слухов и носит ярко выраженный эмоциональный характер. «Теперь все говорят и говорят», – отметила она в записи от 12 августа 1914 г.
На позицию Мельгуновой-Степановой оказывал влияние также муж, дневник которого содержит такую запись: «П. Е. ведет дневник более или менее систематично. Просил ее записывать факты. На всякий случай зарегистрирую со своей стороны кое-что».[10] Сам он читал и карандашом дополнял ее записи (запись от 26–28 февраля 1917 г.). Значительную часть передаваемых от третьих лиц сведений следует сверять с другими источниками. Сама автор признавала, что окружающие ее люди «говорят гораздо больше, чем есть» (запись от 23 сентября 1917 г.).
Важно также отметить, что Мельгунова-Степанова принадлежала к оппозиционным кругам российского общества, хотя нет данных о ее личном участии в революционном движении или каких-либо оппозиционных акциях. По многим записям видно, что автор не принимает официального патриотизма, полагает, что патриотические настроения не свойственны широким слоям населения. Заметна и ее восприимчивость к информации, отрицательно характеризующей представителей высшей бюрократии и династии. Много приведено сведений и о социально-экономических трудностях военного времени. Такие оценки и суждения вызваны не только действительно переживаемыми страной кризисными явлениями, но и той социальной средой, в которой на протяжении десятилетий формировались мировоззренческие установки Мельгуновой-Степановой. Один из ее современников, видный историк профессор В. О. Ключевский, еще в 1902 г. заметил: «В настоящую минуту правительство и общество в России находятся между собой в отношении двух враждебных сторон, воюющих за власть».[11] Понимали это и представители правящих слоев. «Трон Романовых пал не под напором предтеч советов и юношей-бомбистов, – вспоминал великий князь Александр Михайлович, – но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и др. общественных деятелей, живших щедротами империи». И далее: «Описания противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могли бы составить целый том, который следовало посвятить русским эмигрантам, оплакивающим ныне на улицах европейских городов “доброе старое время”».[12] Особенно внимательно следует, на наш взгляд, относиться к сведениям, поступающим в Москву с фронта. Как правило, данные о действиях военачальников, как и о положении на западном фронте получены через нескольких лиц, и автор дневников не имела возможности документально их проверить.
Вместе с тем не следует, на наш взгляд, впадать в крайность, оценивая всех оппозиционных деятелей исключительно как интеллектуально недалеких людей или карьеристов, желающих использовать ситуацию для захвата власти в стране. Многие факты, высказанные в годы войны, в том числе Мельгуновой-Степановой, – плохая организация работы тыловых служб, бюрократизм, формализм и взяточничество отдельных руководителей и пр. – действительно имели место. Тем более это признавали впоследствии и многие высокопоставленные лица, в частности великий князь Александр Михайлович и другие представители династии, участвовавшие в Первой мировой войне. Кроме того, немало деятелей культуры, представителей интеллигенции добровольно ушли на фронт (одних учителей-фронтовиков, согласно подсчетам профессора С. В. Тютюкина, было не менее 30 тысяч), тем самым доказав свой искренний патриотизм.
