Дневник. 1873–1882. Том 2 - [99]

Сегодня же вечером, рассказывают, при проезде государя по Дворцовой набережной какой-то человек устремился к карете его величества, но был своевременно схвачен сопровождавшими казаками. Не знаю еще никаких подробностей этого случая.

С 2 часов до 5 продолжалось совещание у великого князя Михаила Николаевича по вопросу о предстоящих действиях в Закаспийском крае. В совещание это были приглашены всё те же лица, которые участвовали в прежних совещаниях у меня; только вместо действительного статского советника Мельникова от Министерства иностранных дел был Гирс, а сверх того еще новые два лица: генерал-адъютант князь Святополк-Мирский и адмирал Свинкин, командир Бакинского порта. Говорено было очень много; большею частью повторялись те же мнения, которые высказывались в прежних совещаниях и точно также ни к какому положительному заключению не пришли. Условились ожидать от государя назначения окончательного у его величества совещания, с участием министра финансов.

25 февраля. Понедельник. Вчера воскресный развод был отменен по случаю нездоровья государя. Я провел весь день дома, что случается со мною очень редко. Сегодня же, вместо обычного своего приема в канцелярии Военного министерства, я должен был утром участвовать в совещании, назначенном государем по вопросу о предстоящих действиях в Закаспийском крае. Кроме великих князей – наследника цесаревича и Михаила Николаевича – участвовали граф Гейден, Грейг, Обручев, Скобелев, Гирс и барон Жомини. Первоначально я объяснил сущность дела, предположения кавказского начальства с изменениями, предложенными генералом Скобелевым, расчеты издержек и, в заключение, необходимость устройства железной дороги от Красноводска до Кизыл-Арвата, от которой можно впоследствии ожидать даже значительных сбережений в расходах.

Когда я закончил, граф Гейден повторил прежние свои доводы против всяких новых предприятий в Закаспийском крае. Зато генерал Обручев очень дельно и рельефно выставил необходимость серьезных мер в Азии в виду агрессивной политики англичан; он мастерски обрисовал общее положение дел. Генерал Скобелев подтвердил эти соображения; затем и Гирс, хотя с некоторыми изворотами и оговорками, признал необходимость нашего утверждения на рубеже Ахалтекинского оазиса; барон Жомини прочел приготовленную им в том же смысле записку.

После всех поднял голос министр финансов. Можно было вперед предвидеть, в каком смысле он будет говорить: по обычаю своему, он начал так резко критиковать всё, что делалось до сих пор в Азии, так докторально доказывал, что мы своими затеями задираем Англию и вызываем ее на борьбу, что государь прервал его и довольно строго перевел вопрос на практическую почву. Но так как Грейг заявил, что до настоящего заседания не имел никаких сведений о предположениях, подлежащих обсуждению, то государь, спешивший покончить совещание, приказал еще раз собраться у великого князя Михаила Николаевича, чтобы окончательно сговориться с министром финансов и затем уже представить дело на окончательное решение его величества.

Мы разошлись недовольные друг другом и сговорились снова собраться у великого князя в среду. Прямо из дворца поехал я в Государственный совет, где, впрочем, заседание было непродолжительно.

Государь крайне сердит на французское правительство, решившее не выдавать негодяя Гартмана, главного виновника московской катастрофы 19-го прошлого ноября. Французы мотивируют свой отказ тем, будто бы не представлено нами достаточных улик против преступника. Настоящею же причиною считают, с одной стороны, слабость нынешнего французского правительства перед угрозами радикалов, а с другой – подстрекательство Биконсфильда, у которого, как говорят, Фрейсине[77] спрашивал совета.

26 февраля. Вторник. После доклада у государя я присутствовал при докладе князя Горчакова и Гирса. Прочитаны были телеграммы князя Орлова по делу о Гартмане, заявление генерала Шанзи по этому предмету, затем английское предложение о международной комиссии для решения вопроса греко-турецкого.

Из Зимнего дворца поехал я в Аничков дворец для поздравления наследника цесаревича с днем рождения. Потом было у меня совещание с командующим войсками трех пограничных округов – Виленского, Варшавского и Киевского, относительно плана распределения наших сил в случае войны с Германией и Австрией. Генерал Обручев прочел вкратце составленное им и предварительно уже одобренное государем предположение, которое должно быть принято в основание для подробной разработки полного плана устройства театра войны. Все три начальника округов одобрили предположения наши без всяких изменений.

Вечером приехал ко мне генерал Дрентельн с неожиданным известием, что сегодня же утром, вследствие доклада графа Лорис-Меликова, III Отделение подчинено последнему, а Дрентельн уволен от должности шефа жандармов с назначением членом Государственного совета. Существование одновременно III Отделения и вновь учрежденной верховной комиссии было бы, конечно, несообразностью; Лорис-Меликов уже несколько дней приговаривался к тому, чтобы подчинить ему III Отделение. Но решение государя по этому предмету последовало так внезапно и так резко в отношении Дрентельна, что этот честный, добросовестный, вполне почтенный человек не может скрыть своего огорчения. Еще более обидело его предложение принять место помощника главнокомандующего Петербургским округом великого князя Николая Николаевича – взамен генерала Гурко, который решительно отказался от этой должности. Дрентельн уже многие годы был сам начальником военного округа, затем состоял на правах министра, и после того занять второстепенное место помощника значило бы «из попов в дьяконы». Вопрос о замещении Гурко остается открытым. Великий князь Николай Николаевич желал иметь помощником графа Павла Шувалова; но выбор этот не понравился государю. Я указал на другого кандидата – генерала Костанду, нынешнего начальника артиллерии Петербургского округа.