Дмитровское шоссе - [5]

Василий Матвеевич не разделял страха своих близких. Он был твердым человеком, прошел через огонь войн и знал, что бояться следует лишь если тебе угрожает какая-то темная сила, непонятная опасность и ты не понимаешь что происходит. Василий Матвеевич знал. Все лето и осень шли аресты руководителей заводов на Украине. Были арестованы Лурье в Запорожье и Гвахария в Макеевке, Хренов в Краматорске и Бондаренко в Харькове. Железный гребень НКВД прошелся по Артемовску, Кадиевке и Горловке, однако почему-то миновал Лисичанск. Теперь наступила очередь химической столицы Донбасса.

Василий Матвеевич знал о нависшей опасности не только потому что комбриг Ростов, старший брат его жены Сони, заехал в Лисичанск и предупредил что на комбинат выехала особая группа НКВД. Не имело для Василия Матвеевича значения и то, что в течении последних дней, после его возвращения с работы, на другой стороне улицы, даже не скрываясь, стоят двое филеров. Нет, Василий Матвеевич просто знал что его ждет. Разумеется, он не догадывался о причине предстоящего ареста, и ему было совсем уж непонятно зачем арестовывать его, видного ученого, создателя феритного метода получения едкого натра. Правда, Василий Матвеевич был беспартийным и получил образование в Германии. Но он доказал свою преданность власти рабочих и крестьян, совсем молодым прапорщиком встал на сторону советов, пользовался доверием подчиненных, воевал на Восточном фронте, был начальником разведки в 25-ой дивизии Чапаева и чудом избежал смерти вместе со своим комдивом за сутки до нападения белогвардейцев на Лищенск, где располагался штаб дивизии, Василия Матвеевича, больного сыпным тифом, увезли в тыл.

Впрочем, если уж быть до конца откровенным, причина ареста не интересовала Василия Матвеевича. Он был уже однажды арестован — в конце 1927 года его пытались привлечь к процессу Промпартии, к «Шахтинскому делу», однако его невиновность была настолько очевидной, что через несколько недель Соловьева освободили и тут же назначили главным инженером химического комбината. Однако непрерывные допросы, издевательства и избиения в следственном изоляторе что-то надломили в душе Василия Матвеевича. Он принял твердое решение — больше его не арестуют. Когда Степан Иванович Ростов посоветовал ему признаться, предложить искупить вину неустанным трудом на благо социалистической родины, Василий Матвеевич только пожал плечами.

— Степа, ведь я ни в чем не виновен. Мне не в чем признаваться, да и врать-то я не мастак. Лучше позаботься о Соне и Олеге.

Соловьев выдвинул ящик письменного стола и положил ладонь на рубчатую рукоятку «браунинга». В то время все крупные хозяйственные руководители были наделены правом иметь оружие. Подобно большинству инженеров, Василий Матвеевич не мог дурно обращаться с механизмами — а «браунинг» был, несомненно, механизмом, хотя и своеобразным. Пистолет был вычищен и смазан, семь патронов сидели в магазине и восьмой в патроннике. Пистолет стоял на предохранителе. Собственно, было достаточно и одного патрона, но оружие полагалось держать заряженным и готовым к стрельбе.

Снаружи, в ночной тишине послышался шум автомобиля, затихший у подъезда. Один из тех двух, что стояли на противоположной стороне улицы, подошел к машине и что-то сказал командиру, который выпрыгнул из кабины. Тот кивнул и дал команду, повернувшись в сторону кузова. На мостовую из кузова «воронка» спустились три красноармейца с винтовками и вслед за командиром направились к подъезду. Через несколько секунд раздался стук в дверь.

— Соня, ты не спишь? Открой, пожалуйста. — Василий Матвеевич вернулся в кабинет и плотно закрыл дверь. Когда из коридора донесся топот сапог и громкий голос командира, из-за двери кабинета послышался резкий щелчок выстрела. Командир вздрогнул и повернулся. Он был еще совсем молодым и не привык чтобы люди, которых ему поручали арестовывать, кончали с собой. В детской проснулся маленький Олег и заплакал. В его такую короткую жизнь вторглось что-то зловещее и мрачное. Начало событиям, завершившимся сорок лет спустя, было положено.

Дмитровское шоссе, осень 1941 года

Утром 23 ноября четыре танковые и две мотострелковые дивизии из состава подвижной группы немекий армий «Центр», выполняя операцию «Тайфун», завершили окружение Клина. За час до этого генерал Рокоссовский, все еще находившийся в городе, передал в штаб западного фронта: «БОИ ИДУТ НЕПОСРЕДСТВЕННО В ГОРОДЕ тчк ОСТАЕТСЯ ПУТЬ ОТХОДА ЛИШЬ НА ВОСТОК зпт К РОГАЧЕВУ». В этот момент в здание пункта связи попал немецкий снаряд. Угол дома рухнул, но здание устояло и телеграфный аппарат уцелел. Дрожащими руками телеграфистка протянула генералу бумажную ленту:

«ОРГАНИЗУЙТЕ ОБОРОНУ ГОРОДА ДО КОНЦА тчк ОТХОДИТЬ ЛИШЬ В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ».

Рокоссовский прочитал текст телеграммы, улыбнулся перепуганной женщине и сказал:

— Спасибо. До свиданья.

Было двенадцать часов дня. Генерал, осыпаемый грязью от разрывающихся поблизости снарядов, вбежал в штаб 126-й дивизии.

— Держаться до последней возможности, — с трудом переводя дыхание, приказал он начальнику штаба. — Затем отходить по Рогачевскому шоссе в сторону Дмитрова.