Дмитрий Ульянов - [7]

Велосипед, как с восхищением признавался Владимир Ильич, оказался штукой архиудобной. Правда, на первых порах пришлось и падать и ушибаться, но зато какая была скорость и физическая нагрузка!

Наезжая в Москву, Владимир Ильич часто встречался с московскими марксистами. На одной из вечеринок он подверг резкой критике В. П. Воронцова (Веве), экономиста, идеолога либерального народничества. С работами этого народника был хорошо знаком и Дмитрий. Он считал, что писания Веве не представляют интереса для российского революционного движения. Либеральное народничество — тормоз в развитии революционных тенденций. Дмитрий по-прежнему симпатизировал террористам.

Свое отношение к терроризму Дмитрий высказал однажды брату. Летним вечером 1894 года они прогуливались у Перервы, около Москвы-реки, обстановка располагала к откровенному разговору.

— У нас очень много товарищей, старых, известных нам. Почему не взяться и не создать террористическую организацию?

Пораженный вопросом брата, Владимир Ильич резко повернулся, и Дмитрий уловил в его карих глазах досаду. Брат рассердился, но как можно сдержаннее спросил:

— А для чего это нужно? Предположим, удалось бы покушение. Удалось бы убить царя. А какое это имеет значение?

Владимир Ильич помолчал, ожидая ответа. Дмитрий попытался объяснить:

— Оказало бы громадное влияние на общество.

— На какое общество? — И, уже не принимая уточнений, Владимир Ильич горячо приступил к объяснению: — Какое ты общество имеешь в виду? Это го общество либеральное, которое играет в картишки, и кушает севрюгу под хреном, и мечтает о куцей конституции? Это общество ты имеешь в виду? — И далее, перейдя на дружеский тон, тихо, но твердо продолжал: — Это общество, Митя, не должно тебя интересовать. Оно нам неинтересно. Мы должны думать о рабочем человеке, о рабочем общественном мнении. Вот Карл Маркс в Западной Европе стал во главе рабочего класса именно потому, что рабочие — это самый революционный элемент современного общества.

По утверждению брата, только пролетарии, объединившись под знаменем марксизма, способны уничтожить существующий строй, в том числе и в России.

С этого памятного разговора Дмитрий по-иному стал относиться к тактике политического террора.

На даче в Кузьминках по вечерам собирались сослуживцы Марка Тимофеевича. Это были так называемые толстовцы. Выделялся среди них некий Буланже. Он виртуозно играл в винт и преферанс, любил потолковать о греховности жизни, твердил, что все люди плохи, один Лев Николаевич истину указывает. Объяснял, что табак — яд, поэтому папирос не покупал, но чужие курил. Объяснял, что водка — зло, но не отказывался от рюмки, когда угощали. Однажды Дмитрий резко возразил ему. Тот, в свою очередь, обвинил Дмитрия в проповеди социализма и тут же заявил, что политика и социалисты — все это чепуха, воду мутят и не дают жить спокойно русскому интеллигенту.

После этой стычки Дмитрий стал относиться к Буланже настороженно. Подобные интеллигенты в охранку доносят не за деньги, а «по совести».

В дачном доме Ульяновы жили на втором этаже, Буланже с семьей — на первом. У Буланже была пишущая машинка «ремингтон». И Дмитрий подумал, почему бы ею не воспользоваться? Владимир Ильич привез с собой «Эрфуртскую программу» Каутского и комментарии к ней, которые сам перевел на русский язык. Есть перевод и есть пишущая машинка. Дмитрий спустился вниз и стал печатать. Вскоре это заметил Владимир Ильич.

— Ты вниз ходил, там печатал? Это неудобно, я тебе программы больше не дам.

— Почему неудобно?

— Люди посторонние, чужие нам, а ты печатаешь. Видно, что программа социал-демократической партии. Это неконспиративно. — И, заметив смущение брата, уже другим тоном добавил: — А может быть, можно взять машинку сюда?

Дмитрий принес машинку наверх, и Владимир Ильич сам принялся печатать. В эту ночь долго в окне Ульяновых горел свет.

В конце концов эта чисто техническая работа Владимиру Ильичу надоела. Оказывается, и в самом деле лучше писать пером. Утром машинку вернули обратно. Относительно хозяина «ремингтона» братья решили, что не стоит с ним связываться: сделает на копейку — продаст на рубль.

Но благодаря Буланже Дмитрий познакомился с другим толстовцем, полной противоположностью соседа по даче. Этим человеком оказался Андрей Гаврилович Русанов, студент, впоследствии известный профессор Воронежского университета, а в годы Великой Отечественной войны — хирург полевого госпиталя. Русанов, хотя и восторгался литературно-общественной деятельностью Льва Толстого, не отрицал марксизм. Семья Ульяновых его заинтересовала именно революционными и марксистскими убеждениями.

Знакомство, а затем и дружба с Русановым дали Дмитрию возможность лучше представить свою будущую профессию. Андрей Гаврилович хорошо знал российскую действительность, объехал многие губернии, принимая участие в ликвидации эпидемий. Хорошее впечатление о Русанове сложилось и у Владимира Ильича. Несколько раз им доводилось чаевничать на даче за широким дубовым столом. Беседовали и о Толстом, и о порядках в земских управах, и о постановке санитарного дела, в частности в южных губерниях России, где почти ежегодно вспыхивали эпидемии холеры, оспы, дизентерии.