Дмитрий Ульянов - [3]

Ульяновых попрекали не только Александром, но и Анной, которая, как и старший брат, была арестована по делу покушения на царя.

И все же педагогический совет Симбирской гимназии выдал Владимиру Ульянову аттестат зрелости и наградил золотой медалью. В списке учеников восьмого класса появилась запись: «Желаю поступить в Казанский университет…»

Мария Александровна продает дом, и в конце июня 1887 года Ульяновы покидают Симбирск. Сначала уехали Владимир с матерью и сестрой Ольгой, затем остальные. С чувством тоски и горечи Дмитрий расставался с родным городом.

На склоне лет Дмитрий Ильич вернется сюда, чтоб еще раз вспомнить и пережить радостные и горькие минуты детства.

ПЕРВЫЕ ШАГИ В РЕВОЛЮЦИЮ

Ульяновы переезжают в Кокушкино, имение отца Марии Александровны. Здесь уже жила Анна Ильинична[1]. Позже все перебираются в Казань, где снимают квартиру по улице Первая гора в доме Ростовых. Владимир Ильич поступает в университет, Дмитрий — в гимназию.

Новый город, новое место учебы, новые знакомые.

Наблюдая за братом, Дмитрий видел, что он удивительно быстро сходится с людьми, и не только с ровесниками. Володя обладал какой-то неведомой притягательной силой. Его» отличал особый такт, умение слушать с тем вниманием, благодаря которому собеседник, сам того порой не замечая, становился откровенным. И может быть, поэтому, как только брат приступил к учебе, так от него сразу же потребовали подписать обязательство «не состоять членом и не принимать участия в каких-либо сообществах, как, например, землячествах и т. п., а равно не вступать членом даже в дозволенные законом общества, без разрешения на го в каждом отдельном случае ближайшего начальства». Такое обязательство брат вынужден был подписать, но тут же вступил в революционный студенческий кружок, который, по отзыву департамента полиции, являлся «кружком крайне вредного направления». Делегированный Самарско-Симбирским землячеством, он участвует в конспиративном совещании представительств землячеств Казанского университета и ветеринарного института. На этом совещании было принято обращение ко всем казанским студентам, а также назначен день выступления в знак протеста против реакционного университетского устава и циркуляра министра народного просвещения от 18 июля 1887 года, который фактически закрыл двери гимназии детям «кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и т. п. людей».

Слухи о «бунте» студентов доходили и до гимназистов, но пока Дмитрий больше интересовался книгами, которые приносил брат. Одну из таких книг — «Что делать?» Чернышевского — Владимир Ильич посоветовал прочесть «весьма вдумчиво».

«Что делать?» оказалась первой книгой, которую Дмитрий читал сосредоточенно, подолгу останавливаясь на полюбившихся местах. Каждая страница побуждала к размышлениям, заставляла смотреть на мир другими глазами.

Вскоре Дмитрий по-настоящему увлекся литературой. Глядя на старших, он старался читать много. Домашние частенько видели его то с книгой, а то и с популярным журналом. Конечно, книга книге рознь. Ряд дисциплин в гимназии приходилось просто зубрить, особенно латынь и древнегреческий язык. Хорошо еще, что для отдыха оставались шахматы. Как всегда по вечерам, соблюдая традицию, установившуюся еще при жизни отца, братья усаживались за доску, и, чтобы игра была на равных, Владимир Ильич отдавал вперед ладью или двух коней. За игрой быстро бежало время. Однажды, как вспоминал потом Дмитрий Ильич, будучи совсем замучен латынью и греческим языком, он сказал:

— Лучше бы вместо этих древностей в гимназии ввели шахматы для упражнения мозга.

Владимир Ильич весело взглянул на брата, покачал головой:

— Ну, этим ты поправишься, как говорится, из кулька в рогожку. Не надо забывать, что шахматы все-таки игра, а не дело.

К шахматам Владимир Ильич относился без особого энтузиазма, хотя в молодые годы играл много и очень хорошо. По утверждению А. Н. Хардина, выступавшего против самого М. И. Чигорина, Владимир Ильич мог стать выдающимся шахматистом.

Но у него тогда было других дел великое множество. Он пропадал то на занятиях революционного студенческого кружка, то в городской библиотеке, то просиживал дома над нелегальной литературой. Много времени отдавал изучению марксистских и русских демократических изданий. Под влиянием брата Дмитрий стал систематически читать старые номера «Современника», «Русского слова». Эти журналы ему попадали в руки после прочтения Владимиром Ильичем. Пометки брата служили своего рода указателями, на что обратить внимание, к чему следует отнестись предельно критически, а что и вовсе читать не стоит — пустое.

«Современник», конечно, был куда интереснее латыни и древнегреческого, но старший брат не однажды напоминал, что на этих языках написаны выдающиеся произведения античности, и с восхищением отмечал превосходный слог древнеримских ораторов.

И тут же, словно невзначай, напоминал, что и медицина пользуется латинскими терминами не случайно. Ни для кого в семье Ульяновых уже не было секретом, что Дмитрий по совету матери увлекся книгами по медицине, где сплошь и рядом встречалась латынь. Старший брат, словно сговорившись с матерью, горячо поддерживал увлечение Дмитрия.